Призраки

Клацнула, открываясь, дверь, из отдела писем вылетела Манька-эзотеричка. Глаза её выпрыгивали от восторга, в наманикюренных коготках трепыхался очередной номер «Вечёрки». При виде полупрозрачного, с её точки зрения, незнакомца (именно незнакомца, поскольку в данном параллельном пространстве не было никакого Ярослава Петровича Ротмистрова, а в квартире его обитал Андрей Андреевич Шкарин) остановилась, уставилась. «Завизжит…» — обречённо подумал Ярослав Петрович.

Манечка завизжала.

Этого оказалось достаточно, чтобы Ротмистрова вышибло в прежнюю реальность, где пол усеян был ошмётками штукатурки, а на месте дверей в приёмную и в бухгалтерию зияли пустые проёмы.

Затем он почувствовал, что за спиной его кто-то есть, и резко обернулся. Это была всё та же Манька-эзотеричка, но уже из родного мира. Бежала, видать, по коридору и чуть не вписалась в неизвестно откуда возникшего Ярека.

«Завизжит…» — обречённо подумал Ярослав Петрович.

Манечка завизжала.

* * *

Переступив порожек зарешёченной арки и пройдя во двор, Ротмистров первым делом взглянул на плотные нестриженые кусты перед вторым подъездом. Никого. Впрочем, это ни о чём ещё не говорило, Андрей Андреевич Шкарин мог поджидать и в каком-либо другом укромном уголке.

Хотелось поблагодарить, поделиться радостью, похвастаться первым выходом в мир иной, наконец повеселить историей о том, как восторженная Манька-эзотеричка за что боролась, на то и напоролась. Все укромные уголки были осмотрены, и Ярослав Петрович, сильно разочарованный, направился к себе домой.

Андрея Андреевича он обнаружил в своей квартире лежащим на полу в позе покойника: ноги вытянуты, руки сложены на груди.

— А, вот вы где! — возликовал Ротмистров. — А я там вас по всему двору ищу… Сняли, значит, засаду?

— Нет, — помолчав, отозвался Шкарин. — Не сняли… И не снимут.

Ротмистров пригляделся и заметил наконец, что руки лежащего скованы стальными браслетами, а под глазом имеет место кровоподтёк.

— О господи… — с содроганием вымолвил Ярослав Петрович. — Как же это вы?!

— Так. Нарвался.

— А освободиться от них… я имею в виду, от наручников… никак нельзя?

— Здесь — нет, — равнодушно ответил Шкарин. — Зачем спрашивать? Сами знаете…

— Что вы намерены делать?

— Ничего… Если не возражаете, полежу… проголодаюсь как следует — да и сдамся наверное… Как ваши дела?

— Мои — замечательно… Спасибо вам огромное…

— Замечательно… — с отвращением повторил скованный. — Это в смысле начислят вам теперь пенсию на две тысячи больше, чем предполагалось? Удивительный мы всё-таки народ…

Ярослав Петрович Ротмистров посмотрел на охваченные стальными браслетами запястья своего полупрозрачного благодетеля — и стало вдруг трудно дышать. Это нарастал праведный гнев. С таким чувством выходят на митинги и на баррикады. Еле унял.

— Послушайте… — хрипловато позвал он. — А не скажете, когда наши квартиры снова совместятся?

— Зачем вам?

— Просто… узнать…

Андрей Андреевич Шкарин безнадёжно скривил рот.

— Часам к семи.

— Почему не в шестнадцать одиннадцать?

Видно было, что праздное любопытство хозяина причиняет гостю сильнейшую душевную боль.

— Дело вот в чём, — с трудом отозвался лежащий. — Каждый раз отсчёт начинается с того момента, когда я проникаю сюда, к вам… Только не спрашивайте, пожалуйста, почему оно так, а не иначе! — взмолился он. — Не знаю…

— Т-то есть… если, скажем, я сейчас проникну в ваш мир, то окажусь в вашей квартире?

— Милый вы мой человек… — стонуще произнёс Шкарин. — Да если бы вы могли проникнуть в мой мир, у меня бы и проблем не было… У вас что, есть какие-то предложения?

— Да, — глуховато сказал Ротмистров. — Есть.

Он шагнул к тусклому, с осени не мытому окну и опёрся обеими руками о подоконник. На балкон выходить не стал. Вот он небесный купол, повторяющий кривизну земли… Вот оно бессмысленное людское мельтешенье под ним… В следующий миг оконное стекло внезапно прояснилось и как бы истаяло: то ли потому, что в квартире Шкарина оно было вымыто до полной прозрачности, то ли в связи с переходом в мир иной.

С величайшей осторожностью обернулся. Комната за спиной оказалась точно такая же, можно даже сказать, та же, только обставлена иначе. Кажется, мебель и впрямь выглядела более солидно, однако присматриваться к ней было некогда.

Вскочившие из кресел мордовороты повели себя по-разному: один (поумнее) кинулся наутёк в прихожую, второй (поотчаяннее) выхватил травматический пистолет и произвёл в Ярослава Петровича три выстрела подряд.

Опасливо, как по осеннему ледку ступая, Ротмистров приблизился к детине и, протянув руку, решительно отсморкнул напрочь дуло травматика.

— Ну ты как? — глядя в белые от ужаса глаза, задушевно вопросил он. — Сам всё поймёшь или растолковать тебе?

Волгоград,

ноябрь-декабрь 2011