Призраки

Жалко только, что большинство из его работ не продвинется дальше музейных общественных туалетов. Это – единственное место, где нет охраны и камер наблюдения. В часы затишья можно даже попробовать проскользнуть в женский туалет и повесить картину и там.

Далеко не каждый посетитель музея обходит все залы, какие есть. Но в туалет ходят все.

Было даже не важно, что изображено на картине и как она сделана. Принадлежность к большому искусству, к шедеврам, похоже, определяется тем, где она выставлена, картина… насколько у нее богатая рама… и какие полотна ее окружают. Если все правильно рассчитать, найти походящую антикварную раму и повесить картину на стену, где уже висит много картин, она пробудет там несколько дней, может быть, даже недель, пока к нему не придут из музея. Или из полиции.

А потом начались обвинения: злоумышленно причиненный вред, порча общественного имущества, граффити.

Судья обозвал его искусство «мусором» и приговорил Терри к штрафу и лишению свободы до завтра.

Терри Флетчера отвели в камеру. Все, кто сидел там до него, тоже были художниками. Они разрисовали все стены, соскоблив с них зеленую краску. И подписали свои работы. Петроглифы, более оригинальные, чем Кокопелли. И Мона Лиза. И они были подписаны именами отнюдь не Пабло Пикассо. В ту ночь, глядя на эти рисунки, Терри почти решился бросить свою затею.

Почти.

На следующий день к нему в студию пришел человек. В студию, где черные мухи кружили над вазой с фруктами, которые Терри пытался выписать на холсте, когда его арестовали. Это был известный художественный критик, печатавшийся в различных периодических изданиях. Оказалось, что этот критик был другом судьи со вчерашнего разбирательства, и он сказал, что история Терри – это и вправду забавно. Замечательный материал для его авторской колонки про мир искусства. Не обращая внимания на сладкий запах гниющих фруктов и на жужжание мух, он сказал Терри, что хотел бы увидеть его работы.

– Хорошо, – сказал критик, разглядывая холсты, все – достаточно небольшие, так чтобы их можно было спрятать под пальто. – Очень хорошо.

Мухи кружили над вазой с фруктами, садились на яблоки в пятнах гнили и почерневшие бананы, жужжали над головами мужчин.

Критик носил очки с линзами, толстыми, как корабельные иллюминаторы. При разговоре с ним хотелось кричать, как мы кричим с улицы человеку в окне на верхнем этаже большого дома, когда он не спускается отпереть нам дверь.

И все-таки это был – определенно, неопровержимо, вне всяких сомнений – не Таннити Бревстер.

Это не самые лучшие произведения, сказал ему Терри. Самые лучшие так и лежат в полиции. Это будут вещественные доказательства для последующих судебных процессов.

Но критик сказал, что это не важно. На следующий день он привел в студию Терри одного галерейщика и одну коллекционершу, больших людей в мире искусства, знаменитых своими авторитетными высказываниями, периодически появляющимися в центральных журналах. Они рассмотрели работы Терри. При этом они то и дело поминали одного художника, прославленного своими безнравственными портретами мертвых знаменитостей, который подписывал свои работы огромными размашистыми буквами из баллончика с красной краской.

Опять же, упомянутый галерейщик – это не Деннис Бредшоу. Коллекционерша говорила с явным техасским акцентом. У нее были рыжие волосы, того же бьющего по глазам апельсинового оттенка, что и ее загорелы плечи и шея, но это была не Брет Хиллари Билс.

Это полностью вымышленный персонаж. И все же, глядя на работы Терри, она несколько раз повторила фразу: «очень даже коммерчески привлекательно».

Да, у нее на лодыжке имелась крошечная татуировка: слово «сладкая» изящным, похожим на кружево шрифтом, – но это была не мисс Брет Хиллари Билс. Ни в коем случае. Абсолютно. Ни разу.

Нет, эти вымышленные персонажи, существующие исключительно в воображении автора: критик, коллекционерша и галерейщик, – они заявили нашему художнику: у нас есть предложение. Они вложили несколько миллионов в работы того художника с мертвыми знаменитостями, но в последнее время его изделия буквально наводнили рынок. Да, он делает деньги масштабно, но эти масштабы снижают ценность его ранних работ. Ценность их собственных капиталовложений.

И вот какое у них предложение: если Терри Флетчер убьет вышеупомянутого художника, тогда критик, галерейщик и коллекционерша сделают из Терри настоящую знаменитость. Превратят его произведения в выгодные инвестиции. Каждая его работа будет стоить целое состояние. Портреты его мамы и девушки, его собаки и хомячка, получат лучшие отзывы – все необходимое для того, чтобы стать классикой наряду с «Моной Лизой» и Кокопелли, этим богом-проказником у индейцев хопи.

В этой студии, где черные мухи по-прежнему кружат над гниющими яблоками и бананами.

Эти ценители искусства, они говорят Флетчеру, что если это его утешит, то художник, которого ему надо убить, стал знаменитым лишь потому, что убил одного ленивого скульптора, который в свою очередь прикончил нахала-художника, который до этого «разобрался» с одним предателем-коллажистом.