Призраки

Странный звук, впрочем, не повторился; не слышно было и удаляющихся шагов. Через минуту свеча уже горела, а подставкой для нее стал пустой портсигар; когда пламя выровнялось, Шортхаус поднял импровизированный светильник, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. По совести говоря, вид был мрачноватый. Ни одно человеческое жилище не выглядит более печально, чем сумеречный дом, откуда вывезли всю мебель, — безмолвный и заброшенный, и все же, по слухам, населенный тенями прежних обитателей, злобных и яростных.

Они стояли в просторном вестибюле; дверь слева вела в большую столовую, впереди холл сужался и переходил в коридор, темный и длинный, а тот, по всей видимости, вел к спуску на кухню, устроенную в полуподвале. Перед ними вверх устремлялся первый пролет широкой, не застеленной ковром лестницы, полностью задрапированной тенями, за исключением нескольких ступеней посредине, где по доскам растекалось лунное пятно. Луч света из окна распространял вокруг слабое сияние, придавая очертаниям ближайших предметов туманную неясность, невыразимо более пугающую и призрачную, чем абсолютная тьма. В лунном свете, проникающем сквозь оконное стекло, всегда кажется, что из мрака выступают чьи-то лица, и когда Шортхаус вгляделся в глубины темноты и подумал о бесчисленных пустых комнатах и коридорах на верхних этажах старого дома, он поймал себя на том, что хотел бы вернуться на безопасную, озаренную луной площадь или даже в уютную, ярко освещенную гостиную, откуда они ушли час назад. Но, осознав всю опасность подобных мыслей, он отмел их прочь и собрал всю свою энергию, чтобы сконцентрироваться на самых насущных задачах.

— Тетя Джулия, — жестко сказал он, не пытаясь говорить тихо. — Нам следует обойти весь дом от чердака до подвала и полностью его изучить.

Отзвуки разнеслись по всему дому и затихли, и в абсолютной тишине он обернулся к тетушке. В мерцании свечи он различил, что ее лицо уже стало пепельно-бледным; и все же она, ненадолго отпустив руку племянника и глядя ему в глаза, вымолвила шепотом:

— Согласна. В первую очередь мы должны убедиться, что никто не прячется в доме.

Эти слова дались ей с трудом, и Шортхаус посмотрел на нее восхищенно.

— Вы полностью уверены в себе? Еще не поздно…

— Полагаю, что да, — прошептала она, нервно оглядываясь. — Абсолютно уверена, вот только…

— Что?

— Обещай не оставлять меня одну даже на мгновение.

— До тех пор, пока вы согласны немедленно устремляться туда, где послышится какой-либо звук или кто-то появится. Малейшее сомнение станет для нас роковым: мы признаем власть страха над нами.

— Условие принимается, — без долгих раздумий отозвалась она, хотя голос ее слегка дрожал. — Я постараюсь…

Рука об руку они начали методично обследовать дом. Шортхаус держал оплывающую свечу и трость, а тетушка куталась в плащ. Должно быть, со стороны они выглядели презабавно.

Крадучись, ступая на цыпочках и прикрывая ладонью огонек свечи, чтобы с улицы никто не увидел его сквозь не зашторенные окна, они в первую очередь зашли в большую столовую, где совсем не осталось мебели. Их встретили только голые стены, уродливые каминные полки и пустые решетки для поленьев. Создавалось впечатление, что весь дом возмущен вторжением посетителей и тайно присматривается к ним; чей-то шепот стелился по пятам; тени бесшумно скользили и справа, и слева; казалось, кто-то постоянно стоит за спиной, наблюдая, дожидаясь удобного момента, чтобы причинить вред. Неизменно возникало ощущение, что некое действо творится в пустых комнатах — замирает с появлением посторонних людей и возобновляется, стоит им уйти. Мрачные интерьеры старого дома, видимо, оживали под влиянием чьей-то злобной Воли, и она восставала против незваных гостей, предупреждая, что лучше бы им пойти на попятный и заниматься своими делами. Нервное напряжение с каждой минутой усиливалось.

Миновав огромные двустворчатые двери, они перешли из мрачной столовой в библиотеку или курительную комнату, также окутанную тишиной, мраком и пылью; оттуда они попали на верхнюю площадку черной лестницы.

Залитый смоляным мраком колодец уводил в подвальные глубины, и — нужно признать — Шортхаус и его спутница остановились в нерешительности. Но только на мгновение. Этой ночью самое худшее ожидало их впереди, и отступать было нельзя. В слабом мерцании свечи тетя Джулия помедлила на верхней ступеньке, не осмеливаясь сделать шаг в темноту, и даже Шортхаус почувствовал, как улетучилась по крайней мере половина его решимости, сделав ноги ватными.

— Идемте! — властно сказал он, его слова подхватило эхо — и затерялось где-то внизу, в темных пространствах пустых комнат.

— Иду, иду… — с дрожью в голосе откликнулась тетушка, чересчур сильно сжав руку племянника.