Призраки Белой крепости

– Уже день, день! Я чувствую, что там должно было взойти солнце! – причитал Паша. Казалось, мужество начинает оставлять его, уступая место панике. Теперь он мало чем отличался от скорчившейся в углу Маши и был лишь слегка разумнее стонущей в бреду Ани, да и то лишь потому, что находился в сознании. Алина осталась единственным здравомыслящим членом их компании. Ее мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. В довершение всех бед – начиная со вчерашнего обеда им не приносили еды. Она прекрасно справлялась с голодом, а вот вампирам было куда как тяжелее. Если немертвый слишком долго не получает крови, его организм слабеет. И хоть смерть от нехватки пищи неведома прошедшим ритуал, их существование в таком случае больше напоминает летаргию, лишенную красок и эмоций. Но больше всего Алину беспокоило отсутствие воды. Несколько глотков, плещущихся на дне фляги, она оставила для больной подруги. Только их не хватит надолго, а лихорадка, сжигавшая Аню изнутри, иссушала ее тело, заставляя все время просить пить. Если Паша без крови мог протянуть неделю, Маша выдержит дня три, а сама Алина без воды и еды еще дней десять будет переставлять ноги, пусть с каждой минутой все медленнее, Аню, ослабленную неизвестным ядом, заставлявшим организм воителя мучиться от хворей смертных, вынужденная жажда неминуемо сведет в могилу. Серебряная вздохнула, взглянув на осунувшуюся подругу, чьи губы приобрели синеватый оттенок, а кожа стала до того бледной, что напоминала скорее воск или мрамор.

Отвернувшись так, чтобы не видеть никого из сокамерников, Алина всерьез задумалась. С каждой секундой надежды на возвращение Кати стремительно таяли. Это сводило с ума временного главу их группы, превращая сильного вампира в опустошенного, лишенного воли идиота, способного лишь метаться из угла в угол да причитать. К тому же это лишало их шанса узнать, как устроены лабиринты катакомб, а главное – кем или чем они охраняются. Следовательно, если удастся убедить друзей рискнуть и попытаться вырваться, как только появится тюремщик, вероятность того, что затея выгорит, равняется практически нулю. Лично она готова была попробовать. Ничего хорошего в этих застенках ее не ждало, а от одной мысли, что она может превратиться в такого вот дикого, горящего ненавистью грязного монстра, по венам разливался парализующий холод, словно она уже умерла. Непереносимо было думать, что в припадке оборотнической ярости она запросто набросится на кого-то из друзей. От нее мог пострадать кто угодно. Хрупкая Хадижа, несокрушимый Стас, безрассудно отважный Макс, нежная Лиза или горячая, словно лава, Соня. А главное, это мог быть Антон. Она даже не поймет, что убила смысл всего своего существования. Хуже всего то, что оборотни, в отличие от вампиров, не теряют память после обращения, лишь свою человеческую суть со всеми страхами, желаниями, чувствами. Это безразличие было во сто крат ужаснее забвения. Она будет понимать, что совершила, но ни одна клеточка ее нового тела не содрогнется. Чем больше Серебряная думала об этом, тем ярче разгоралась в ней решимость.

«Антон!» – мысленно прошептала девушка, как делала все это время примерно раз в два-три часа, уже смирившись, что ответа не будет, что ни одна мысль не может проникнуть сквозь завесу чужой тьмы и неизвестные заклинания, которые витали там, над поверхностью. И, несмотря на очевидную тщетность всех своих попыток, она продолжала надеяться, вызывая мысленно любимый образ. Она мечтала лишь об одном – получить возможность хотя бы попрощаться, но знала, что от пленников отворачивается изменница Фортуна.

«Алина!» – словно шелест листьев на ветру или шепот далекой волны прозвучало в голове эхо родного голоса. Серебряная вздрогнула всем телом, не понимая, была ли то реальность или очередная греза, порожденная страхом, бессонницей и голодом.

– Антон! – яростно выкрикнула она так громко, что если бы кто-то из ее группы находился рядом, его сознание на миг затуманилось бы от силы ментальных вибраций, которые она послала, как когда-то очень давно учил ее Влад на темной кухне их с Соней квартиры.

Но ответа не было. Ни звука, ни шороха, ни галлюцинации. Алина свернулась клубочком и зарыдала. Паша придвинулся ближе и, положив ее голову себе на плечо, принялся гладить по спине, словно маленькую девочку. Сейчас он был именно тем Коледовым, с которым они вместе ходили в институт и пили пиво после лекций в соседнем парке, радуясь простым мелочам и печалясь из-за приближающегося зачета.