Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

— Странно, самые простые вещи не приходят в голову, когда волнуешься, — сказал он. — Пустяк вроде, а ведь в нем все решение. Нужно только, чтобы сказал им судья. Меня послушать у них духа не хватит. — Сосредоточенно, словно додумывая свою мысль, он продолжил: — Да, это должно сыграть нам на руку. — И затем сказал: — Спасибо. Знаю, тебе там несладко было.

Я не понял, почему у него создалось такое представление. Но приятно было уже то, что в его глазах я чист от подозрений.

— Не стоит благодарности. Рад был помочь. Боюсь только, при сложившихся обстоятельствах должен буду этим ограничиться.

Он посмотрел на меня глазами, полными вопросов. Я подумал, он выложит их мне, но ему не удалось это сделать. Смит, пьяный, томящийся от скуки, решил воспользоваться присутствием публики и выбрал именно этот момент, чтобы снова попаясничать. Он сумел привлечь общее, достаточно к тому времени рассеянное внимание, сыграв на единственном изъяне Гэйба Харта — выйдя на крыльцо, он громко улюлюкнул.

— Поедешь с нами, Спаркс? — заорал он, и все кругом заулыбались, вспомнив с удовольствием старую шутку, что негра напугать легче легкого. До этого Спаркс не попадался мне на глаза, но теперь я увидел его на противоположной стороне улицы, со всегдашним выражением на лице — приятным, чуть удивленным и грустным в то же время.

Спаркс, слегка чудаковатый, не слишком расторопный, но старательный негр, зарабатывал на жизнь, выполняя разнообразные работы для жителей городка: колол дрова, разметал снег, сгребал опавшие листья и многое другое, вплоть до того, что нянчил детей. Спал где придется — в сараях или на чердаках, лишь бы поближе к очередной работе, — хотя в зарослях тростника, позади заколоченной церкви, стояла его собственная лачуга. Он был высокий, худой и сутулый, шоколадного цвета, с курчавыми без блеска волосами, с большими вялыми кистями рук и большими плоскими ступнями. Когда он говорил, низкий голос всегда звучал приветливо и бодро, зато когда пел — а напевал он за работой почти всегда, особенно если она требовала определенного ритма, например, когда он орудовал метлой или граблями — то это были протяжные и грустные псалмы, правда, без слов. Проворным назвать его никак нельзя, но исполнял он любую работу на совесть. Кроме того, честнейшая душа и самый чистоплотный негр, которого я в жизни встречал. Его холщовые синие штаны и синяя рубашка всегда выглядели так, будто сейчас из стирки; ладони чистого кремового цвета, оттененные таким же чистым синевато-серым там, где встречались с тыльной частью руки. Он всегда казался промытым, насухо протертым и даже каким-то припудренным. Про него говорили, что в Огайо — до переселения на Запад — он был священником, но сам Спаркс о себе никогда ничего не сообщал, за исключением дел, которыми занят в этот момент, и, хотя ничего толком о нем не знали, относились все к нему хорошо и доверяли безусловно. Над ним посмеивались, в глаза и за глаза, но всегда дружелюбно — как над безобидным городским чудаком.

Заулыбавшись, все посмотрели через улицу на Спаркса. Тот смутился.

— Да нет, мистер Смит, думаю, что нет, — покачал он головой, но с улыбкой, чтобы все видели, что он не обиделся.

— А то б поехал, Спаркс, — снова заорал Смит, — Не каждый день ведь людей вешают в таком скучном городишке, как наш!

Улыбки стерлись с лиц. То, что Смит подтрунивал над Спарксом, никого особенно не волновало, но он коснулся чувств, которые испытывал каждый.

Как-то неуместно было здесь кричать о линчевании. Я забеспокоился, не услышал бы кто, кому знать об этом незачем; (это при том, что весь городок был уже в курсе дела!)

Смит понял, что допустил ошибку. Глядя на Спаркса, который продолжал смотреть себе под ноги, улыбаться и покачивать головой, он крикнул, плохо подражая негритянскому акценту:

— Или, может, ты боишься, а, Спаркси? Такого-то пустяка? — прибавил он уже своим голосом. — Тебе и делать ничего не придется. Для настоящей работы добровольцы уже есть. Вот только я думал, хорошо бы нам иметь с собой его преподобие. Помолиться там, ну, один-другой псалом по окончании спеть, чтобы нам настроение поднять. Ты же у нас знаешь развеселые псалмы, Спаркс! — Кругом опять засмеялись, и Смит приободрился. — Это на тот случай, если мистер Осгуд не соберется…

— Я не соберусь, если хотите знать, — Осгуд сказал это непривычно резко. — Если вы избираете насилие и смерть, и, судя по вашему веселью, не желаете задуматься над своими поступками, я умываю руки. Христианину не по пути с людьми, идущими на предумышленное убийство!

Его слова уязвили, но пользы не принесли. Когда отчитает человек вроде Осгуда, это мало кому понравится.

Кое-кто еще продолжал улыбаться, по уже довольно-таки кисло.