Призраки Бреслау

Мок и Рютгард сидели за шахматной доской, лелея коварные дебютные планы. Мок взял пешку с «е4» и переставил на «еб».

— Тебе-то хорошо, Эби, — пробурчал Рютгард, двигая свою пешку с «b7» на «b5». — Взял и не пошел на работу после вчерашней пьянки… И ничего тебе за это не будет…

— На работе я был. Правда, рабочий день получился короче, чем обычно. Пять часов ни хрена не делал, только с психологом общался. — Мок помрачнел. — Лучше об этом не говорить. Это связано с делом, которое я сейчас веду. Скажи-ка мне, — оживился он вдруг, — осмотр выявил что-то серьезное? Я ничего не подцепил от этой девчонки?

— Сам по себе зуд при отсутствии иных симптомов ничего не означает, — улыбнулся доктор. — Скорее всего, тело просто жаждет чистоты.

— Если бы ты жил там, где живу я, — Мок сделал ход конем, — у тебя бы тоже не было возможности ежедневно приносить дары богине Гигиене.[22]

— Хорошо сказано. — Рютгард наморщил лоб. — А как там у тебя с жертвоприношениями Гипносу?[23]

— Сплю плохо. — У Мока пропало желание жонглировать мифологическими именами. — Кошмары снятся. Отсюда пьянка и разврат. Когда я пьян, мне ничего не снится. А когда я со шлюхой, то не ночую дома. Дрянь мне снится только дома. А отец не хочет переезжать. Ведь тут живут два его лучших друга — отставной почтальон и его собака.

— Извини, что вмешиваюсь не в свои дела, но почему бы тебе не попросить Франца, чтобы он хотя бы на время взял отца к себе?

— У отца тяжелый характер, а у Ирмгард, жены Франца, еще хуже… Ты ведь с ней знаком. Она тихо-благородно пьет кровь из моего брата. Франц прикладывается к бутылке, а мой десятилетний племянник Эрвин без конца болеет. Вот и все объяснение.

— Вот и объяснение… — Рютгард напал на коня пешкой. — Знаешь что, Эби? В связи с твоими кошмарами мне пришло в голову простое решение. Не ешь ничего на ужин и на какое-то время забудь про женщин. Я придерживаюсь вегетарианской диеты, вообще ничего не ем по вечерам и воздержан в сношениях с женщинами. Удивляешься? При моей профессии — дело несложное. Насмотрелся на вагины, съеденные сифилисом. А потом, еще посмотрим, каков ты будешь жеребец, когда тебе стукнет сорок три… Если меня что и тревожит по ночам, так только смутные эротические образы. Да, вот еще что. У тебя пропадет зуд, и ты не будешь мокнуть в моей ванне. Знаешь, сколько я плачу дворнику, чтобы воду подогрел? — Рютгард улыбнулся. — А теперь скажи правду: сколько ты съел вчера вечером?

— Много. — Мок пошел пешкой, угрожая слону противника. — На самом деле много. Но на голодный желудок мне не заснуть.

— И не спи. Кошмары не будут сниться. — Медик глубоко задумался, глядя на доску. — Так или иначе, изменишь образ жизни — избавишься от кошмаров.

— Не верю я в это. Не может быть, чтобы кошмары у меня были от обжорства.

— Верить или не верить — дело твое. — Очередной ход Рютгард обдумывал долго. — Я тебе докажу, как полезна правильная диета. Хотя сперва ты должен сам убедиться, что причина твоих кошмаров — в перегруженном кишечнике. Слушайся меня, я плохого не посоветую. — Рютгард нанес решающий удар. — Сдаешься или продолжаешь сопротивление?

— Что ты имеешь в виду — шахматы или свою голодную терапию?

— И то и другое.

Играть Моку расхотелось, и в знак капитуляции он опрокинул короля.

Бреслау, среда, 3 сентября 1919 года, десять вечера

В танцевальном зале гостиницы «Венгерский король», в одном из особенно укромных кабинетов, обер-кельнер принимал у элегантного седовласого господина огромный заказ. Судя по худой фигуре, набор кулинарных изысков, зафиксированный обер-кельнером, был далек от обычного меню этого клиента. Второй мужчина — на несколько лет моложе первого — только головой кивал в знак согласия.

— Как я тебе и говорил, Эберхард, — тощий господин мановением руки отпустил кельнера, — начинать следует с наиболее мучительной части терапии. Знаешь, как юных курильщиков отучают от вредной привычки? Дают сигарету и велят затянуться и покашлять. Попробуй-ка…

Эберхард затянулся и несколько раз кашлянул. В легких сразу же возникла боль, рот заполнился горькой слюной. Сигарета полетела в пепельницу, дыхание сперло. Мок попытался вздохнуть. Оркестр играл фокстрот, две стройные фордансерки танцевали друг с другом, мигали лампочки вокруг танцпола, сидящие за столиками одинокие и немолодые мужчины пили рюмку за рюмкой, взбадривая себя. Из-за задернутых портьер доносилось хихиканье и сопение — «дамы белый порошок нюхают», как сказал один кельнер другому. «А это у какого-то астматика приступ удушья», — ответил второй кельнер, услышав хрип из кабинета Эберхарда.

— Ну, Корнелиус, — простонал Мок, — ну, удружил ты мне…

— Вот ты и ощутил в полной мере отвратительный вкус табака, — произнес Рютгард, наблюдая за фордансерками. — Но нам следует победить другую вредную привычку — пристрастие к плотному ужину, к поглощению горы мяса. Сегодня ты на собственной шкуре (точнее, печени) ощутишь страшные последствия обжорства. Твой мозг получит сигналы от кишечника и покарает тебя очередным кошмаром… Ты голоден?