Призраки Черного леса

Нам обоим стало смешно. Отсмеявшись, мы принялись целоваться, а когда остановились, то обнаружили, что снова лежим голенькими на куче скомканной одежды…

— У меня даже в юности такой прыти не было, — признался я, не узнавая свой голос — хриплый, словно с большого перепоя.

— Это лес давит, — усмехнулась Папуша. — Травы пахнут, ты ароматы вдыхаешь, начинаешь меня хотеть, а со мной силы теряешь. Хочешь, травы заварю? Попьешь, долго не всхочется.

— Не надо, — испугался я. — Заваришь чего-нибудь этакого, а мне мучайся. Надо просто нам осмотрительнее быть, вот и все.

— Осмотрительнее? — хмыкнула цыганка.

Застегнув все крючки, запахнув юбку, присела на корточки. Лицо вдруг стало строже. Неожиданно цыганка ударила кулаком о землю и длинно выругалась.

— Ты чего? — испугался я.

— Только сейчас поняла — не я сама тебя захотела, а вроде как заставило что… Ну, дура я, а не лекарка. Как же не разглядела — вокруг страстоцвет растет. Не думала, что он вымахать может.

Уткнувшись лбом в землю, Папуша глухо и прерывисто зарыдала, словно залаяла. От этих рыданий мне стало не по себе. Опустившись на колени рядом с девушкой, осторожно погладил ее по спине, но цыганка со злобой откинула мою руку и что-то снова пробормотала.

— Хватит! — прикрикнул я. — Ревешь, как старая баба!

Папуша не унималась. Тогда пришлось решиться на радикальное средство — вылить на голову девушки остатки воды. Подействовало! Цыганка перестала рыдать и начала приводить себя в порядок.

— Как же это так? — недоумевала девушка. Посмотрев на меня, спросила: — Вот скажи, гаджо, ты же меня хотел?

— Хотел, — честно признался я и добавил: — Очень тебя хотел.

— А почему первый не пришел?

— Испугался, что ты откажешь, — признался я. — Зачем тебе старый козел?

— У мужчин возраста не бывает, — махнула рукой цыганка. — Это мы, женщины, сегодня юны, а завтра старухи. Но тебя бы я и на самом деле не захотела. Но почему же ты смог удержаться, а я нет?

— Как это — смог удержаться? — не понял я.

— Так ведь не ты же ко мне пришел, а я. Значит…

— Какая разница, кто к кому пришел? — перебил я девушку. — Может, у тебя мужчины давно не было, вот и все.

— У меня до тебя один лишь мужчина был, — призналась Папуша. — Пять лет прошло. Любила я его, сильно любила. Да что там, я и сейчас люблю.

— Подожди-ка, а тот мужчина, он не Александр Йорген?

— Он самый, — потупив глаза, сказала цыганка.

— А знаешь, он тебя тоже любил. Куколкой звал, — улыбнулся я.

— Меня так и зовут. Папуша — это Куколка по-цыгански. Любили мы с ним друг друга, сбежать хотели. Но когда отец Александра попал в плен, надо было его выручать — куда там бежать? Ну, а дальше сам знаешь.

— А не ты ли Зарко уговорила сюда ехать? — поинтересовался я.

— Поначалу, когда дед от солдат убегал, — сам так решил, мне не сказал. Ну, а потом, когда лошадей пригнал, к Курдуле съездил, а обратно с котом приехал — все мне и рассказал.

— Ты его заставила в Шварцвальд вернуться?

— Я и заставила, — кивнула Папуша. — Он поупирался немножко, да куда ж он денется?

— Стало быть, не гнева брауни он испугался, а внучку переспорить не смог, — заключил я, усмехнувшись, что цыган меня опять обманул.

— Что ему брауни? У нас своих домов нет, домовых не боимся, — подтвердила мои выводы Папуша.

— Эх, старый врун! — вздохнул я.

— Такой есть. Никогда не знаешь, когда правду говорит, когда врет.

— Он только в одном не врет — тебя любит.

— Любит, — согласилась Папуша. — Так ведь и я его люблю, дурака старого. Кому он еще нужен, кроме меня?

Кому еще может понадобиться старый лгун, за голову которого объявлена награда, я тоже не знал. Мне точно не нужен.

— Как мы со всем с этим жить-то будем? — вдруг сказала Папуша, вспомнив о бурной ночи. — Я же своему любимому изменила…

Мне начали надоедать чужие угрызения совести, потому что грызла собственная совесть.

— Давай-ка мы с тобой так решим, — предложил я. — Сегодня у нас тобой ничего не было, а если и было — не мы в этом виноваты, а лес. Сама сказала — вокруг этот растет, как его?

— Страстоцвет, — глухо сказала Папуша. — Это цветок такой. Если понюхать — у мужчин и у женщин желание появляется. Но он маленький должен быть, а тут…

— А тут вымахал… Видишь, какая пакость случилась. С другой стороны, — задумался я, — может, оно и к лучшему? Представь себе — легли бы мы спать, спим, а эта тварюга вылезла из ручья и сюда приползла.

При воспоминаниях о жабе Папушу передернуло.

— Чего мы деду-то скажем, когда он дохлую жабу увидит?

— А то и скажем — ты ночью купаться пошла, жаба напала, а я спасать прибежал, — пожал я плечами. — Так ведь оно и было. Вроде мы ему не соврем, просто всей правды не скажем.

— Ты только не говори деду, что голой меня видел, — попросила Папуша. — Не стоит его расстраивать. Он меня до сих пор девственницей считает.

— Не буду, — клятвенно заверил я. — Ты же могла к ручью одетой пойти? Могла. В воду зашла, а тут на тебя и напали. А теперь иди-ка ты спать.