Призраки долины папоротников

Она добрела до пещеры, в которой они целовались, и подумала: «Не пришел даже проститься». Вошла по сырому песку к тому самому месту, где когда-то хранилась шкатулка с маленькой балериной, и вдруг различила клочок белой бумаги.

«Кажется, ты всегда была в моем сердце. С самого детства и до сих пор...»

Она вытянула конверт и даже без подписи догадалась: это от Флинна. Когда он успел это сделать? Пальцы дрожали, когда она надрывала конверт и разворачивала письмо. Да и не письмо даже – записка в два слова: «Все, что я тебе говорил, могу повторить слово в слово. Чувство мое неизменно. Прощай, милая Кэт!»

Кэтрин не помнила, сколько раз прочитала эти слова – сто или, может быть, двести – строчки в конечном итоге расплылись перед глазами: она разрыдалась, прижав к себе это послание вместе с конвертом. И такая тоска ее охватила, такая беспросветная мгла легла тяжестью на сердце, что дышать стало тяжко, грудь сдавило тисками... Она рванула корсет, страшась задохнуться, кое-как справилась с ним, бросившись как была прямо в море, и долго лежала, качаясь на волнах и глядя в серое небо, пока онемевшее от холода тело не вынудило ее выйти на берег.

В этот день, вернувшись в Раглан мокрой и полуодетой, Кэтрин впервые не услыхала укора в свой адрес: мама лишь головой покачала и прошептала что-то о «глупом упрямстве».

Но разве же Кэтрин упрямилась? Только отстаивала свой принцип.

«Но ты не думай, неволить тебя я не стану – знаю, насколько ты ценишь свободу – если не любишь меня, если даже не надеешься полюбить (а я готов ждать, сколько придется), просто скажи. Я отступлю, и больше ты меня не увидишь».

Глупый мальчишка... Его слова не давали покоя, крутились в голове денно и нощно. Они ей душу изматывали...

Пусть бы скорее уехал...

Пусть бы уже и не видеть его никогда!

Она так испугалась собственной мысли, что рухнула на колени, умоляя простить ее за пустые слова. Просила сохранить его в море, уберечь от штормов и туманов... от девушек-индиянок и прочих девиц – дать успех его предприятию. И уснула с мыслями о поцелуях, которыми он ее целовал... О ласках, которые плавили тело.

И проснулась под утро от страшного сна: в черном траурном платье стояла она над разверстой могилой, а в гробу, с белым лицом, в капитанском камзоле, лежал Артур. И черные чайки тучей кружились над ними... А Марта, глядя на Кэтрин озлобленными глазами, прошептала, тыча в нее длинным пальцем: «Это все ты виновата, бессовестная девчонка: ты разбила мальчику сердце, и он умер, не желая жить дальше».

Она проснулась в слезах... В ужасе, что увидела пророческий сон, и, вскочив, принялась собираться. Боже мой, если она не успеет... если только корабль уйдет до того, как она доберется...

День едва занимался, даже слуги еще не проснулись. И Кэтрин, оседлав самую быструю лошадь, вскочила в седло, не особо заботясь о собственном виде. Кажется, она плакала все это время, и в дороге, уносимые ветром, слезы бежали и бежали из глаз...

Какой же глупой она должна была быть, самолично отказываясь от дара, который и не надеялась получить... Еще тогда, получая от Флинна ракушки, Кэтрин в какой-то момент поняла, что Артур для нее самый особенный, лучший. Ночами, лежа в постели, она по-детски мечтала, как он позовет ее замуж, сделает миссис Флинн и подарит весь мир на ладони, но с годами пришла трезвость мысли: ей никогда не стать женой Артура Флинна, а значит, и ничьей больше. Она настолько укоренилась в этой уверенности, что со временем позабыла, почему вообще отказывалась от брака.

А ведь она когда-то любила Артура Флинна, любила настолько, что не хотела и думать о прочих мужчинах.

Любила тогда... да и сейчас любит не меньше... Просто порой так непросто признавать свои же ошибки. Неправоту, что могут счесть слабостью...

«Я люблю тебя, Кэт».

И я тебя тоже!

Кэтрин не помнила, как добралась до Кардиффа, как скакала по улицам города с вьющимися по ветру волосами, как ворвалась на пристань, вглядываясь в лес матч и разнообразие флагов. Вдалеке удаляющейся кормой чернел какой-то корабль... Кэтрин спрыгнула с лошади, заметалась по пристани, захлебываясь слезами, – она абсолютно уверилась, что это Артур отчалил на том корабле.

И вдруг ее взяли за плечи, нежно, трепетно, так, что сердце захолонуло. Она развернулась, с трудом различая мужской силуэт сквозь застилавшие глаза слезы, но даже тогда точно знала....

– Ты не уплыл – я успела. – И уткнулась в сюртук Артура носом.

Он запустил пальцы ей в волосы, нежно коснулся затылка и шеи.

– Я точно бы не уплыл без тебя, – произнес совсем тихо, у самого уха. Так, что у Кэт по спине побежали мурашки...

– Мама сказала, что ты уплываешь с рассветом. – Она осмелилась поднять взгляд и шмыгнула носом.

– С рассветом... через два дня. Ты почти заставила меня волноваться!

Слезы ее как-то враз пересохли, а возмущение вырвалось криком:

– Так ты был уверен, что я непременно приду?!

– Когда любят – приходят. – Артур ей улыбнулся, заведя за ухо непокорную прядь.