Призраки дома на Горького

Родители Дементия совершенно не показывались, жили своей привычной отдельной жизнью и возникали на горизонте редко. Дементию скучать было некогда, и к ним он абсолютно не стремился, не было нужды и особого желания возвращаться в прошлую жизнь и с ними тесно общаться. Ушел и ушел. Кате было это дико – как так, почти не видеть родителей, живя с ними в одном городе, не общаться каждый день, не спрашивать совета по любому поводу… Отец, правда, и сам звонил сыну, но тогда это было даже хуже, чем если бы он пропадал, – разговор часто затягивался на час, а то и больше, начинаясь обычно со слов «сынок, не волнуйся, это простой будничный звонок». Разговоры в выходные обязательно отличались началом беседы, поскольку будни оставались уже в прошлом. «Это простой воскресный (или субботний) звонок», – говорил отец и затягивал свою долгую шарманку ни о чем, но в целях сугубо воспитательных. Хорошо, что телефон в квартире Крещенских был на длиннющем шнуре и можно было уйти в комнату, чтобы никому на кухне не мешать. Кстати, вопрос о том, почему они окончательно не съедут и не начнут самостоятельную жизнь, звучал постоянно. Ответ, что Кате сложно самой готовить, что у нее токсикоз, воротит от самого вида еды, да ни времени, ни сил после института уже ни на что не хватает, отца не устраивал – так положено, это правило для советской семьи, особенно если есть своя отдельная квартира. Сразу же начиналось: «вот мы с твоей мамой в наше время…» – и далее следовало перечисление всех принципов и правил, по которым они вели свой семейный уклад, когда начинали совместную жизнь в славных пятидесяти годах, по пунктам, подробно, долго и нудно. Катя начинала вопросительно заглядывать в комнату, когда разговор уже норовил перевалить за час, и с надеждой посматривала мужу в глаза – ну что, долго еще? а сейчас? ты же весь вечер на телефоне… Но Дементий лишь строил очень говорящую гримасу и недоуменно пожимал плечами – а кто ж его знает? Но всегда тихо дослушивал одни и те же воспоминания до конца, не прерывая потока отцовских мыслей, – да, папа, я слушаю, папа, да, я здесь. Видимо, отец так восполнял общение, которое недодал сыну в детстве. А может, уже и начинал наставлять, как правильно воспитывать еще не родившуюся дочь.

Подруги в институте, а их на курсе всего-то двенадцать девочек было, о Катином положении уже прознали. Да и как было этого не заметить – она слегка округлилась, помягчела, замедлилась и сменила модную зеленую мини-юбку на просторные теплые брюки-клеш. По лестницам уже не носилась галопом через две ступеньки, по коридорам ходила важно, мило переваливаясь и гордо себя неся. Мимо курилок спешила, демонстративно зажав нос, чтобы не вдохнуть дым, а после занятий они с Дементием по-стариковски все чаще отправлялась домой, а не на буйные студенческие гулянья к кому-то на флэт. Иногда даже шли пешком, чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом. Друзья не приставали, понимали, что тут уж не переубедить, лучше со своими предложениями и не соваться.

Катя пребывала в тихой радости, лучилась счастьем и все чаще смотрела внутрь себя. К состоянию своему она уже привыкла, растворяясь в нем все больше и больше и часто обращаясь к девочке, которая жила внутри. С удивлением и благоговением наблюдала за изменениями, которые незаметно с ней происходили. Настроение было почти постоянно прекрасным, но каким-то безмятежно-рассеянным и блаженным. Хотя могла вдруг на пустом месте удариться в плач, от избытка чувств, например. Слова из ее головы куда-то исчезали, и вместо них появлялись слезы, обильно, красноречиво, безостановочно. А еще она стала намного чаще замечать красоту там, где раньше бы и виду не подала. «Мои гены проснулись», – радовалась Лидка, и они с внучкой, как две девочки-подружки, восхищались необычайным закатным цветом неба или волшебной формой снежинки, упавшей на варежку. А могли надолго зависнуть над булькающим бульоном и смотреть, как красиво плавают мелкие желтые звездочки жира, соединяясь в замысловатые узоры. Звуки и цвета стали различаться более отчетливо, запахи казались более насыщенными, а мир вокруг – чуть ярче, что ли. А вместе с миром не отставали сны и фантазии. Сны были до невозможности цветные, живописные, насыщенные событиями и персонажами. Раньше Катя не помнила ни одного, кроме кошмаров с химичкой на курьих ножках, а остальных вроде и не было вовсе, сейчас же ждала ночи, чтобы поскорей заснуть и начать смотреть прекрасное ночное кино, которое рождалось в ее голове.