Призраки дома на Горького

– Добрый день, дорогие ребята и товарищи учителя! Я рада приветствовать вас в этот знаменательный день, в этот важный для вас час! Вы выходите сегодня на длинную светлую дорогу, которая открывается перед вами. Эта дорога у каждого своя, но все вместе они приведут к счастливому будущему нашей любимой необъятной родины! – говорила она торжественно, пафосно, но неестественно медленно, словно не была уверена, что быстрая речь может вообще быть понятной людям, которые сидят перед ней. – Мы с моими коллегами-артистами подготовили для вас специальную праздничную программу. Сейчас я хочу пригласить на эту сцену молодого артиста развлекательного жанра Геннадия Вазанова! Встречайте!

Все в зале захлопали, и на сцену вышел невысокий еврейскоглазый парень с модной длинной прической и косой челкой, который долго и с некоторой безысходностью описывал учебу в кулинарном техникуме, а затем картаво и очень правдоподобно изображал попугая, вцепившись корявыми пальцами в красный хулахуп. Все старательно смеялись, особенно директриса. Потом композитор Оскар Фельдман сел к разбитому роялю (завхоз клятвенно заверял, что настройщик был и «пианинка должна звучать») и запел что-то про огромное небо, про ландыши, морщась на каждой ноте и сильно в душе негодуя. Горбунова в своем красивом люрексовом платье все выходила и выходила, объявляя песни, а красавца Захарина вообще со сцены не отпускали, и его сочный голос так и гремел по всей школе.

Катя же сидела с недовольной миной, потому что чуть ли не каждый день имела это музыкальное удовольствие дома. А другие вокруг – нет, другим даже нравилось. Ирка перед концертом заговорщицки подмигнула, что, скорее всего, уйдет пораньше, что, может, сегодня у нее с Гелием все и произойдет. Тем более она в белом платье, «а оно как свадебное, понимаешь?».

– Дура ты, Королева, выпускной у человека один раз в жизни! Перенеси свою дефлорацию на завтра, ты же сама себе хозяйка, никто над тобой не стоит и ничего не требует. Отгуляй праздник! Что за бред, вообще? Мы ж всем классом на кораблике по Москве-реке поедем, а ты потом, дура, жалеть будешь, я уверена!

Ничего не ответила Ирка Королева, только взмахнула широкой юбкой своего белого платья и томно улыбнулась, нервно заморгав левым глазом.

После выпускного Ирка куда-то запропастилась, на звонки совсем не отвечала, дома застать ее было почти невозможно, а когда Кате это удавалось, то разговор почему-то быстро сам собой сворачивался. К Крещенским уже не заскакивала, как раньше, притихла, притаилась, исчезла из поля зрения. Да и самой Кате сейчас было не до чего, экзамены в институт, бессонница, почти круглосуточная подготовка, поездки, сбор документов. В институтскую приемную комиссию надо было предъявить кучу всего: расписку в приеме документов, заявление, аттестат о среднем образовании, рекомендацию партийного органа, производственно-партийную (комсомольскую) школьную характеристику, автобиографию, анкету, шесть фотокарточек, справку о медицинском освидетельствовании (форма 286).

Времени на это понадобилось немерено, Катя уже целиком выдохлась, мало того, что экзамены и зубрежка, еще и бумажки эти надо было свести воедино. Прошла наконец все комиссии, собрала охапку, сунула важные бумаги в папку и пошла сдаваться, вернее, сдавать документы.

Институтский коридор был долгий, как туннель, с пресловутым светом в конце и маячившей вдали одинокой длинной фигурой. Катя подошла, когда фигура скрылась за дверью приемной комиссии, и теперь только она сама и осталась маячить в просвете. Вскоре дверь открылась, и ее обдало ветром – оттуда выскочил высокий щегловатый парень в джинсах и красном свитере, такие обычно появляются как подарок – а вот и я, цветов не надо! Он наступил ей на ногу, чуть не сбив, и с вызовом взглянул на нее, чтобы усилить впечатление – не мешайся, типа, под ногами, Я иду! Но Катя только фыркнула и зашла в кабинет, надеясь там наконец избавиться от документов.

И таки да, прошла! А Ирка на экзамене провалилась, отпраздновав наконец свой провал лишением девственности. Решила, что именно в этот день и надо подсластить пилюлю – пусть не повезло с институтом, зато сбудется давняя девичья мечта, которая затмит собой этот позор на экзаменах. Прямо от института позвонила в слезах своему Гелию и сказала, что выезжает. Потом скупо рассказывала Кате, как все это было ужасно, как неловко, стыдно и больно, и зря она столько об этом мечтала и так готовилась. И что обаяние ее Гелия очень быстро после этого померкло, практически сразу. «Странно, правда», – подняла она на подругу грустные глаза. Ирка выглядела разочарованной, словно книжка, которую ей так долго и активно советовали, оказалась пустой, короткой и пошлой. Она ведь так долго себя убеждала в том, что все должно быть совсем по-другому, и на вопрос, как прошло, ответила довольно сухо: