То лето, лето 1974 года, было шикарным! Демка казался интересным, широким, хорошо одевался, что тоже, кстати, было важно, много знал, сыпал фактами, хотя и был излишне трепотливым. Большой компанией они ходили в новый бар в гостинице «Юрмала», густо пахнущий налаченным деревом, куда вялый швейцар пускал только за хорошую мзду из Демкиных суточных, и на пять рублей выпивали ровно пять коктейлей с прекрасными названиями: «Розовый слоненок», «Отвертка», «Золотая карета», «Русская красавица» с сахарным краем бокала и ненавистный «Монах в пустыне» – в маленькую рюмку на самое дно наливался глоток рижского бальзама, сверху тихонечко, чтоб не лопнул, опускался сырой желток – это, по-видимому, и был сам монах, – а затем по ложечке аккуратненько затекала водка. Гадость. Но, видимо, полезная. А на закуску там можно было заказать… не поверите… ПИЦЦУ! Просто это была первая пицца, которую Катя когда-либо ела в ресторане – домашние не считаются. Маленькая, величиной с блюдце, на толстом, пышном слое теста, с местным латвийским тминным сыром, кружочком помидора на томатной пасте и тончайшим срезом черной оливки. Все неправильно, конечно, никакая это была не пицца, скорей горячий бутер, но этот совершенно неповторимый вкус запомнился навсегда! Для нее, семнадцатилетней, почти ребенка, эти коктейли и пицца были тоже вступлением во взрослую жизнь, полузаграничную, такую всю из себя таинственную, такую запредельную и почти запретную. Как это было невероятно сладко, все эти ночные встречи, походы большой шумной компанией в солидные места, куда раньше могла зайти только с родителями, сидение допоздна в барах – да, мне уже восемнадцать, с вызовом врала она! – с каким напором эта жизнь текла по ее жилам и каким щенячьим восторгом отзывалась на нее Катя! И рядом был Демка, который очень старался понравиться, казался совсем ничьим и так и просился в руки. Лида, первой заметив эту тягу, решила сразу же навести о потенциальном клиенте справки. Остановила его как-то после обеда, попросила помочь донести тарелку с булочками в номер, а там быстренько, пока он не опомнился, вскипятила чай – кипятильник был всегда с собой, – разложила плюшечки и конфетки и усадила чаевничать. С расспросами.
Вечером все доложила Алене: мальчик из приличной московской семьи, со стороны мамы – казаки-разбойники, со стороны папы – евреи-революционеры. Ну, приблизительно так ей показалось, подробности неизвестны. Поступил на факультет международной журналистики в Катин же институт, но хорошо это или плохо, Лида пока сказать не могла, терялась. Вроде бы показался душевно здоровым мальчиком с повышенным чувством справедливости, что редко для такого возраста. И главное, выглядит отрадно, что для Лидки все-таки казалось важным. В общем, хорошенько прощупав юнца за чаем, Лида решила, что отпускать девочку с этим молодым товарищем вполне безопасно, никаких сомнительных свойств не заметила, достаточно хороший, хоть и не идеальный, но пусть общаются и дальше. На том Алена с Лидкой и порешили, а что уж решит Катя – ее личное дело.