Призраки двадцатого века

Финни и Брюс Ямада не были друзьями, они даже ни разу толком не разговаривали, но Финни знал его. Они подавали друг против друга тем летом. Брюс Ямада был, пожалуй, лучшим питчером, с каким приходилось сталкиваться команде «Гейлсбургских кардиналов»; во всяком случае, у него был самый быстрый бросок. Мяч Брюса влетал в перчатку с иным звуком, чем мячи, брошенные другими ребятами. Когда подавал Брюс Ямада, звук напоминал хлопок при открытии бутылки шампанского.

Финни и сам подавал в тот раз неплохо. Он потерял лишь пару очков, и то из-за того, что у Джея Макгинти дырявые руки, не способные поймать даже самый медленный мяч, ни для кого другого не представляющий ни малейшей проблемы. После игры — «Кардиналы» проиграли со счетом «пять — один» — команды выстроились в два ряда и пошли навстречу друг другу, обмениваясь приветственными ударами перчатками. Вот тогда-то Брюс и Финни и встретились лицом к лицу. Они сказали друг другу по паре слов — первый и единственный раз при жизни Брюса.

— Ты был крут, — сказал Брюс.

Финни зарделся от неожиданного удовольствия, открыл рот, чтобы ответить, но смог сказать лишь «отличная игра» — то же самое, что говорил всем. Это была бездумная фраза, которую он автоматически повторил двадцать раз кряду, и она вылетела прежде, чем он успел что-то сообразить. Потом он страшно сожалел, что не придумал ничего такого же классного, как «ты был крут».

За лето они больше ни разу не встретились, а когда Финни увидел его в следующий раз — осенью, на выходе из кинотеатра, — они не разговаривали, только кивнули друг другу. Несколькими неделями позже Брюс удалился из игрового павильона, сказав друзьям, что пойдет домой, но до дома так и не добрался. Поиски ни к чему не привели, если не считать одной его кроссовки, выуженной из сточной канавы на Серкус-стрит. У Финни в голове не укладывалось, что знакомого мальчика буквально вырвали из собственной обуви, что он больше никогда не вернется обратно. Что он мертв и валяется где-то, покрытый грязью и насекомыми, с открытыми глазами, устремленными в никуда.

Но прошел год и даже больше, дети перестали пропадать, и Финни исполнилось тринадцать лет. Считалось, что это безопасный возраст, потому что похитителя вроде бы не интересовали дети старше двенадцати. Горожане решили, что Гейлсбургский Похититель то ли переехал в другой город, то ли попал в тюрьму за какое-то другое преступление, то ли умер. Однажды Финни, слушая разговор взрослых на эту тему, подумал: может быть, Брюс Ямада убил Похитителя? Вдруг он успел схватить камень и нашел способ продемонстрировать Гейлсбургскому Похитителю свой бросок. Отличная мысль.

Но Брюс не убил Похитителя. Похититель убил его, как убил и трех других детей, как убьет и самого Финни. Финни стал одним из тех черных воздушных шаров: никто не сумел вернуть его, и сам он не сможет вернуться. Он уплывал от всего, что знал, в простиравшееся перед ним будущее — бескрайнее и чуждое, как зимнее небо.

4

Он рискнул приоткрыть веки. Глазные яблоки обожгло воздухом, и все виделось таким искривленным и неестественно зеленоватым, как если бы он смотрел на мир сквозь стеклянную бутылку. Но это лучше, чем вообще не видеть. Он лежал на матрасе в углу комнаты с белыми стенами. Вверху и внизу стены сходились, словно брали в скобки мир между ними. Финни думал — вернее, надеялся, — что это лишь иллюзия, вызванная нарушением зрения.

Дальний конец комнаты Финни разглядеть не мог, как и дверь, через которую его втащили внутрь. Он вообразил, что находится под водой и вглядывается в заиленные нефритовые глубины, как ныряльщик в каюте затопленного океанского лайнера. Слева от него стоял унитаз без стульчака. Справа, чуть подальше, на стене висел черный ящик или шкафчик. Сначала Финни не узнал этот предмет — не потому, что зрение его не восстановилось, а потому, что подобная вещь была совершенно неуместна в тюремной камере.

Телефон. Большой старомодный черный телефон с серебряным рычагом для трубки на боку.

Ал никогда не оставил бы его в комнате с работающим телефоном. Финни понимал это, но тем не менее его пронзила такая сумасшедшая надежда, что слезы выступили у него на глазах. Может быть, он быстрее других мальчиков пришел в себя. Может быть, другие не оправились от действия аэрозоля, когда Ал убил их, и так и не увидели, что рядом есть телефон. Финни болезненно сморщился, раздираемый надеждой и пониманием ее беспочвенности. И все же он двинулся к телефону: нырнул с матраса на пол и пролетел, как ему показалось, не меньше трех этажей. Ударился подбородком о бетон. В голове, сразу за глазными яблоками, мигнула черная лампочка.