Призраки Гарварда

К счастью, красивый доктор справился быстро. Он сказал, что ей повезло. Рана на шее оказалась неглубокой. Нож не задел сухожилия. Ей наложили девять швов на ладонь правой руки и прописали антибиотики, так как на кухонном ноже могли быть бактерии. Счастливой Кади себя не чувствовала.

– А где мама? – спросила она, когда доктор ушел.

– Идет.

Но мать не пришла. Кади не видела ее до тех пор, пока их не выписали и они с отцом не отправились искать палату Эрика, номер сто тридцать семь. Дверь была закрыта. Отец тихонько постучал и велел Кади подождать снаружи. Она сидела в кресле у стены в коридоре, одинокая, случайная девушка в окровавленной футболке и пижамных штанах, в больничных носках и шлепанцах. Она не снимала отцовский огромный пуховик, хотя было слишком жарко, просто потому, что ее футболка была слишком прозрачной, и каждый раз, когда мимо проходила медсестра или врач, глубже куталась.

Наконец родители вышли. Мать Кади посмотрела на нее с усталой улыбкой. Все тело Кади расслабилось, и она улыбнулась в ответ.

– С ним все в порядке, – сказала мать. – Ему дали успокоительное, сейчас он отдыхает.

Он. Ему. Эрик. Кади вспомнила, какая злость ее охватила, что это были первые произнесенные матерью слова. На Кади напали во сне, напали! И все же. Когда следом мать спросила о ее ранах, Кади отмахнулась, слишком разъяренная, чтобы говорить, позволив отцу пересказать слова доктора. Мать потянулась к лицу, и Кади повернула голову, что отозвалось болью в шее.

– Милая, я просто хочу посмотреть, что у тебя на шее.

– Доктор сказал, что рана неглубокая, – сказал отец. – Она должна зажить сама по себе.

– Он сказал, что мне повезло, что она не глубже, – добавила Кади.

– Это хорошо. – Мама опустилась рядом, теперь все трое сидели в ряд, не глядя друг на друга.

Мама убрала за ухо неровно отрезанную прядь волос Кади.

– Они отрастут, – произнесла она, поглаживая дочь по спине.

– Только не к следующей пятнице, – буркнула Кади.

– А что в следующую пятницу?

– Снежный бал.

Мать знала про бал, они даже вместе покупали платье на прошлой неделе. Но это было до того, как Эрик приехал на каникулы. Теперь бала не существовало.

– О, право слово, Кади.

Из комнаты сто тридцать семь вышел другой врач – женщина средних лет с короткими волосами цвета соли с перцем и серьезным выражением лица.

– Хорошо. Итак, он стабилен и спит. Ему дали успокоительное и антидепрессант. Пациенту двадцать лет, все верно?

– Да, все верно, – ответила мама.

– Значит, он взрослый. Из его истории болезни и того, что вы описали, совершенно ясно, что у него был приступ психоза, но сейчас он в порядке. В обычной ситуации мне пришлось бы его отпустить. Однако, если вы чувствуете, что он представляет опасность для себя и других, мы можем принудительно поместить его на семьдесят два часа в психиатрическое отделение для лечения и наблюдения, убедиться, что он принимает лекарства и так далее. В противном случае ему, наверное, лучше было бы дома.

– Да, конечно, мы хотим, чтобы он вернулся домой, – без колебаний ответила мать.

– Дорогая, – мягко сказал отец, положив руку ей на плечо, – может, нам стоит на минутку притормозить с решением?

Доктор взглянул на Кади и нахмурилась. Она взмахнула блокнотом:

– Это он сделал?

Кади кивнула. Доктор повернулась к матери Кади:

– Мне показалось, вы сказали, что он только ее только подстриг.

– Он пытался подстричь ей волосы. Порез на ее шее – несчастный случай.

– А рана на руке? – Доктор уже что-то записывала.

– Да, так получилось, но, Кади, ты сказала, что сама схватилась за нож.

– Карен, – тихо произнес отец.

– Я просто говорю, что это был несчастный случай, непреднамеренный, – продолжала мать. – Это был параноидальный приступ. Эрик любит свою сестру. Он никогда бы не захотел ее ранить.

Отец скрестил руки на груди:

– Но ранил. Думаю, что мы должны включить Кади в эту дискуссию, она должна иметь право голоса при принятии решения о том, поедет ли он сегодня с нами домой.

Мать покраснела и заволновалась:

– Мы оба знаем, что Эрик боится попасть в психиатрическую клинику. Я едва могу уговорить его пообщаться с психотерапевтом. Для него это будет огромный шаг назад.

– Наша дочь должна чувствовать себя в безопасности в собственном доме.

Доктор кивнула, поджав губы:

– Вынуждена согласиться. Безопасность – это самое важное соображение. Для всех.

Мать теперь умоляла:

– Я прослежу, чтобы он принял лекарства. Это была случайность.

– Кади, – отец обнял дочь за плечи, – а ты как думаешь? Твое мнение?

– Ты боишься за свою безопасность? – спросила мать с ноткой недоверия в голосе.

Они все смотрели на Кади. Доктор с чуть приподнятым подбородком, на лице – смесь жалости и нетерпения. Ее отец стоял, ссутулив плечи, его лицо посерело от щетины, а глаза покраснели от усталости. Мать выглядела растрепанной и отчаявшейся, голубые глаза были широко раскрыты, губы потрескались и пересохли.