Призраки Гарварда

– Можешь идти в кабинет, – сказала девушка за стойкой, когда Кади вернула листы. – Вверх по лестнице, первая дверь слева.

Ступеньки скрипели под ногами. В коридоре второго этажа оказалось темно, только падала полоса света из-за едва приоткрытой двери. Кади постучала.

– Здравствуйте!..

Ответа не последовало, и она толкнула дверь.

– Йо! Приветики, проходи.

Удивленный мужчина поспешно вытащил наушники, воткнутые в ноутбук перед ним. Тридцать с небольшим на вид, в серой толстовке поверх клетчатой рубашки – с вязаной шапочкой, толстой оправой и большой, кустистой бородой он напомнил Кади эдакого Фрейда-хипстера. Мужчина поднялся из-за стола и протянул ей тощую руку:

– Я Грэг.

Кади пожала его ладонь и смущенно представилась:

– Простите, я не по записи.

– Ничего страшного, затем я и здесь. Прошу, садись.

Грэг указал на темно-синий диванчик у стены. Кабинет был маленьким, но уютным, с неброским восточным ковриком, мягкой мебелью и кружевными бабушкиными занавесками. Сам Грэг занял клетчатое кресло напротив.

– Ну что, рассказывай. Давай сперва подноготную – год, общежитие, специальность, все такое.

– Первый курс, живу в Уэлде. Специальность еще не выбрала.

– Хорошо, не спеши, попробуй себя. Как тебе учеба?

– Тяжело.

– Почему тяжело?

– Это же Гарвард, здесь и должно быть так, верно?

Грэг улыбнулся:

– Справедливо. Но попытайся конкретизировать. Отчего тебе тяжело?

Прежде чем ответить, Кади глубоко вздохнула.

– Из-за брата. Поэтому я сюда и пришла, честно говоря. Мой брат учился здесь на третьем курсе, когда умер.

– О, мне жаль. Как так вышло?

– Самоубийство. – Кади все еще было трудно связать с братом это слово. – Он страдал шизофренией, а потом… – Она умолкла.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, – машинальный ответ, за который Кади всегда себя ненавидела.

– После такой травмы, должно быть, очень трудно здесь находиться.

Кади кивнула. Грэг казался милым, однако она постепенно теряла самообладание.

– Есть кое-что в его болезни, что я, к сожалению, не понимала, и чувствую, что нужно понять, чтобы двигаться дальше, и поэтому думала, вы мне поможете. Не знаю, с кем еще поговорить.

– Поговорим обо всем, что хочешь. Я не спец в шизофрении, но постараюсь ответить как можно лучше.

– Мой брат говорил, что слышал голоса. Вы знаете что-нибудь об этом?

Выходило слабое подобие старого доброго «я спрашиваю для друга», но Кади пока не была готова признаться.

– Слуховые галлюцинации. Часто встречаются у шизофреников.

– На что в целом похожи эти голоса?

– Думаю, подобный симптом очень сильно отличается от больного к больному.

– Мне запомнились слова Эрика, что голоса рассказывали ему то, что он не мог знать.

– Твой брат – Эрик?

– Да, вы его знали?

– Нет, просто стараюсь следить за повествованием.

– Ой. В общем, голоса говорили ему о книге, которую он никогда не читал, или об истории здания на кампусе, причем сведения оказывались очень точными.

Грэг кивнул, но остался отрешенным.

Кади не понимала, почему он не удивлен.

– То есть это же странно, правда? Помню, как он был напуган.

Грэг причмокнул:

– Уверен, ему было страшно. И тебе наверняка очень тяжело ходить по тем же местам, что и брат, видеть то, что видел он. Понимаю, насколько это травмирует.

– Но как такое возможно – страдать галлюцинациями о том, чего ты не знаешь? Эрик считал это доказательством, что голоса настоящие, ну, в смысле, не только у него в голове. То есть как может плод его собственного воображения рассказать ему то, чего он не знал?

– Ну, для этого очевидного… феномена, как его можно, наверное, назвать, существует масса объяснений. Один из вариантов – что сведения, которые рассказал «голос», на самом деле ошибочны. У шизофреников зачастую хорошо получается казаться крайне осведомленными и образованными или посвященными в особые знания, и благодаря вере в истинность своих слов они звучат убедительно. Вбрасывают пару громких слов, вот и звучит достоверно, хотя на самом деле все выдумка.

– Но что, если все сведения подтвердились, стопроцентно правильные?

– Такое бывает. Можно что-нибудь прочитать или услышать – и забыть. А потом, наткнувшись на те же самые сведения в иной обертке, мы воспринимаем их новыми. – Грэг поскреб подбородок. – Это как неумышленный плагиат. Некоторые величайшие ученые неумышленно копировали труды коллег, потому что забывали источник информации. Был такой известный случай с историком Дорис Кернс Гудвин, которая когда-то, хочу добавить, преподавала в Гарварде. Я к тому, что разум способен сыграть с нами злую шутку. Мозг – орган несовершенный.

Кади пожевала щеку изнутри. Отсылка к Данте вполне могла затеряться где-то в ее прошлом, все-таки «Божественную комедию» частенько используют в поп-культуре, вот и встретилась где-нибудь в викторине по телику, например.

– Знаешь, – продолжал Грэг, – суицид – особая трагедия. Он оставляет после себя массу непростых запутанных эмоций. Злость, печаль, вину. Родных и друзей жертв не зря называют «пережившими самоубийство».

Кади кивнула, уже продумывая, как побыстрее и поизящнее отсюда убраться.