– Ага, полный бред. Требовала, чтобы он с ней поговорил, даже умолять в какой-то момент начала. Он не отвечал на ее звонки, имейлы, я слышал, как она это из-за двери говорила. Но он не открывал и сказал мне ни при каких обстоятельствах ее не впускать, что она опасна. Говорил, что иначе у нас будут неприятности с ФБР. – Мэтт скорчил скептическую гримасу. – Когда он начинал так бредить, я на него не давил. Ни с того ни с сего Мика из его любимицы превратилась во врага номер один.
– Погоди, а кто такая Мика? Я думала, мы про его куратора, профессора Прокоп.
– А, ну да, это она же, просто Эрик звал ее Микой, я только так и слышал.
«М. М – это Мика, а не Мэтт», – подумала Кади. Записи касались профессора. Эрик ходил в любимчиках у многих школьных учителей, но никогда не звал их по имени, не говоря уже о прозвище. Прозвище – это интимно, что снова подтверждало подозрение, которое пробудил Роберт.
– Думаешь, он в нее влюбился?
– Насчет любви не знаю. Она, конечно, высокая блондинка. Но не мое, слишком уж ледяная принцесса, хотя могу понять. Она моложавая, красивая, докторскую защитила – по меркам гиков она горячее некуда.
– Но если серьезно. А могло оказаться так, что чувства взаимны, что у них… что-то было?
Мэтт сперва нахмурился, затем морщинки на лбу разгладились.
– Тогда это мне в голову точно не приходило, но сейчас если задуматься, он так сильно болел, бросил Бауэр… сложно придумать другую причину, по которой она держала его в ассистентах, в таком-то состоянии.
– Сперва бросил Бауэр, потом уволился?
У Прокоп все звучало так, будто она нехотя уволила Эрика, после того как его проект пошел вкривь и вкось; профессор не упоминала, что он ей с чем-либо помогал, и уж точно – что пыталась его вернуть.
– Ага, еще в начале осени. Он просто работал над чем-то в ее исследованиях, но сказал мне, что подробности раскрыть не может. Но слушай, я не знаю, что между ними произошло. Скажу только, что она явно о нем заботилась, потому что тогда, у двери, казалась искренне расстроенной. А когда он отказался с ней говорить, то я подумал, что она вот-вот заплачет. – Мэтт помолчал. – Заплачет или разнесет нам дверь.
Глава 19
Кади вышла из чайной, переполненная мыслями. Буква «М» в тетради Эрика означала не Мэтта, а Мику, ласковое прозвище его куратора. Кади пробежала по всем упоминаниям «М», перечитывая уже новым взглядом такие записи, как «Ужин у М», «позвонить М», «напиток на день рождения М», «М 20.00», «М 22.30», «М 7.00». Они явно проводили много времени друг с другом, зачастую вне типичных учебных часов. Но далее между ними что-то случилось, что-то плохое. Прокоп сказала, что уволила Эрика, Эрик сказал, что ушел сам; еще час назад Кади, выбирая между словами профессора и своего психически больного брата, без вопросов поверила бы первой. Однако после истории Мэтта о том, как Прокоп приходила к ним в общежитие, колотила в дверь, умоляла Эрика с ней поговорить, ее версия утрачивала всякий смысл. Прокоп хотела продолжать с ним работать – и, как казалось, отчаянно.
Но почему Прокоп солгала?
Не то чтобы увольнение Эрика ее красило. В его самоубийстве откровенно был виноват лишь он сам, однако утверждение, что она уволила Эрика, ранимого студента, который вскоре после этого наложил на себя руки, пожалуй, выставляло ее в гораздо худшем свете, чем если бы Эрик ушел по собственному желанию. Ложь выходила более опасной, чем правда.
Или?
Кади раздражало, что ее наверное-воображаемый друг подкинул ей идею, а теперь она полностью признала, что Эрик был влюблен в Прокоп. Долгие часы «работы» с ней в лаборатории, поручения в неурочные часы, помешательство Эрика на «Мике» – версия имела смысл. Чрезмерная реакция Прокоп, когда он с ней порвал, подтверждает, что она тоже испытывала к нему сильные чувства.
Прокоп соврала про увольнение Эрика, чтобы скрыть их роман?
Кади уже почти добралась домой, как телефон звякнул новой эсэмэской. Ранджу предупреждала, что перед выходом к ней зайдут друзья на «разминку», а значит, будут шоты, куча фоток и оглушительная музыка. Все, чего Кади хотелось в последнюю очередь. Она остановилась перед общежитием, вновь не желая туда заходить. Кади отчаянно нуждалась в уединении, тишине и покое, где можно посидеть и подумать. Но куда еще податься? Пятничным вечером кампус преображался. Мрачная завеса неминуемых экзаменов, дедлайнов сдачи работ и непрочитанных списков литературы временно приподнялась или как минимум утонула в дешевом алкоголе, и Кади понимала, что внутри теплого, ярко освещенного здания все будут веселиться и шуметь. Она бросила взгляд на противоположную сторону Ярда и увидела Мемориальную церковь в свете прожекторов, направленных на ее бледно-голубую дверь, стены красного кирпича и белый шпиль, которые придавали ей идиллический облик домика из игрушечной железной дороги, и вспомнила слова Мэтта о том, как ему там помогли. Час уже был поздний, но ей стало интересно, работает ли до сих пор студенческий центр. Кади решила, что проверить не помешает. Она прошла мимо Уэлда и пересекла двор.