– Я закончила, но я отнесу, ничего страшного. – Кади отодвинулась вместе со стулом, спросила, куда нести поднос, и женщина махнула в нужном направлении.
– Ты могла бы отдать поднос ей,
– проговорил Роберт, пока она пересекала помещение.– Это не ее работа.
– Где официанты?
– Это столовая, а не ресторан.
– Не глупи, во всех столовых есть официанты.
– Роберт был искренне озадачен.Кади поставила поднос на вертикальный конвейер, помеченный смешной самодельной надписью «Поднос или жизнь», и представила себе более элегантное прошлое. Она уже возвращалась, когда Роберт добавил:
– Я подслушал, что обсуждали твоего брата, Эрика.
Кади мгновенно оживилась:
– Ты знал его? Ты когда-нибудь говорил с ним?
– Не имел чести быть ему представлен. Он на моем курсе?
Кади снова опустилась на стул.
– Нет. Он мертв.
– О, боже мой. Соболезную. Как твоя матушка?
– Почему ты спрашиваешь о ней?
– У меня младший брат умер. Он был младенцем, а я сам едва мог ходить, поэтому не могу представить твою боль. Но смерть брата изменила мою мать, а это в свою очередь изменило меня. Она оградила меня защитным коконом, совершенно непроницаемым. Поэтому, когда в четырнадцать лет я оставил свое изнеженное существование и отправился в лагерь для мальчиков, с тем же успехом она могла кинуть меня на съедение волкам.
Кади очень хотелось его послушать, но она должна была вести себя осторожнее с подобным общением на публике. Она достала из сумки книгу и положила перед собой на стол. По крайней мере, со стороны будет казаться, что она занята чем-то вменяемым. Интересно, как скоро вернется Никос?
– Хотя в детстве мне многое легко давалось, общение с мальчиками ровесниками – не мой конек. Ничего не мог поделать, мне было легче со взрослыми. Я всегда был любимцем учителей.
«То же самое можно сказать и об Эрике», – подумала Кади.
– Милашка – самое мягкое прозвище, которое мне давали. Меня регулярно поколачивали. Я не мстил. Во-первых, насилие противоречит моему внутреннему духу, а во-вторых, я знал, что большинство физических стычек проиграю. Я не был тогда таким высоким, как сейчас. Поэтому я их игнорировал, надеясь, что им наскучит и меня оставят в покое.
Кади внимательно слушала, опустив взгляд на раскрытую страницу.
– Я был не по годам развит, но наивен. Все знания о жизни были почерпнуты из увлекательного чтения журналов для мужчин. Привыкнув, что мое любопытство вознаграждено, я написал об этом в письме домой. Мать позвонила директору лагеря, который, в свою очередь, спровоцировал разгон порнографии по всему кампусу, и меня заклеймили предателем. Я спокойно спал в кровати, как вдруг какие-то мальчишки растолкали меня и выволокли из домика. Один натянул мне рубашку на голову, чтобы я не мог ничего видеть, и они повели меня, спотыкающегося, в полуночный лес.
Наконец, мы остановились, и меня сшибли на землю. Ударившись руками и коленями о мерзлоту, я понял, где мы. Ледник.
У Кади от холода заныли зубы, а Роберт продолжал: