Призраки графской усадьбы

– Подумаешь, – презрительно поморщился Вовчик. – Я своими зубами не хуже сделаю, – он вытащил очищенное яблоко из зажимов. – Тоже мне чудеса. – И Вовчик проделал ту же операцию, в результате которой от яблока в мгновенье остался жалкий огрызок.

– Ладно, – согласился Саша, – этим я вас не удивил. Пройдемте в следующий зал.

Они поднялись на второй этаж, остановились в круглой комнате. Вместо обычного потолка – сферический купол, раскрашенный синим и белым, ни дать ни взять – голубые летние небеса, подернутые легкими облаками. По краю купола шла круговая балюстрадка, опирающаяся на колонны, образующие четыре ниши в стенах. В трех из них стояли узкие диванчики, а в четвертой – что-то вроде шкафа, закрытого щеколдой.

– Это малая столовая, семейная. За балюстрадой скрыты окна, они освещают купол и создают иллюзию ясного неба. Во время обедов за балюстрадой включалось пение птиц.

– Как так? – удивился Костик. – Магнитофонов ведь тогда не было.

– Верно, но были механические музыкальные ящики и устройства, имитирующие другие звуки: звон цепей, волчий вой, пение птиц.

– Не слабо! – признал и Вовчик. – А в этом шкафу что?

– Подожди. Обратите внимание на вот эти коротенькие трубочки, торчащие из стен у самого пола. Что это? – Саша поднял вверх палец.

Ребята разом пожали плечами. Только Костик высказал предположение:

– Может быть, что-то связанное с отоплением?

– Тепло, но не горячо. – Саша выдержал паузу и объявил: – Это пылесос. Стационарный. Работающий без электричества и без насоса.

– Это как?

– Мы тоже долго не могли понять назначения этих трубочек. Они внутри стен выходят на крышу. Там трубки немного скошены и имеют другое сечение. Когда дует даже слабый ветер, в трубах создается разрежение и по ним воздух над полом вместе с пылью вытягивается наружу. Мы догадались случайно. Однажды, в сильный ветер, когда мы находились здесь, Афанасий Иванович просыпал на пол табак. И он мгновенно исчез в отверстии…

– Афанасий Иванович? – испуганно пискнул Вовчик.

Саша не ответил словом – он ответил взглядом. Таким, что Вовчик сразу же шмыгнул за спину Кольки.

А Саша вырвал из блокнота листок, измельчил его и поднес на ладони к трубочке. Все обрывки с характерным для пылесоса звуком мгновенно втянулись в нее.

– Вот так здесь производилась уборка. Лакей специальной метелочкой из цветных перьев смахивал пыль с предметов на пол, а «пылесос» выбрасывал ее вон. А вот этот шкаф, – Саша двинул щеколдой и распахнул толстую дубовую дверцу, – самый обычный лифт.

Внутри шкафа находилось что-то вроде ящика.

– Их два таких, – пояснил Саша. – Внизу, где была кухня, – такая же дверца и такой же ящик. Работает при помощи системы ремней и рукоятки. В ящик ставят на подносах первые, положим, блюда, закрывают дверь и вращают шкив. Ящик ползет сюда, наверх. Здесь его принимает лакей, а второй ящик оказывается внизу. И в него ставят, положим, самовар. Сейчас эта система, правда, не действует, но было бы интересно ее возродить. Вот так-то, отроки. А вы говорите…

Больше всех этим примитивным лифтом почему-то заинтересовался Вовчик.

– А человека он может поднять? – спросил он Сашу.

– Смотря какого, – улыбнулся тот. – Который поместится – того поднимет.

– А двух?

– Да ну тебя! – отмахнулся Саша.

– Это не ответ, – Вовчик сделал привычное движение головой – пропустил над ней Колькину ладонь, избежав подзатыльника.

Но больше не вымолвил ни слова, задумался так, что даже вихор на его макушке опустился.

– Саша, дружок, – сказал Афанасий Иванович, когда Саша зашел к нему в кабинет. – Ты что, действительно уверен, что легенда о тайном ходе имеет под собой реальную основу?

– Да ерунда это все, – засмеялся Саша. – Сказки зеленого дятла.

– Так зачем же ты морочишь голову хорошим мальчикам? – рассердился директор. – Они полны желания помочь нам, а ты…

– Именно поэтому, Афанасий Иванович. От романтики – к реальности. От тайны – к ее разгадке. От внешней яркости к внутренней глубине. Пусть занимаются историей Оболенского, это пробудит в них серьезный, осознанный интерес к прошлому в целом. А мы с Олей, – он хитро улыбнулся, – стараемся, чтобы им не было скучно…

Костик устал. Чтение писем, написанных по старой орфографии, странным неразборчивым почерком, давалось непросто. Тем более что результата ощутимого пока не было. Правда, в двух письмах графини попались тревожные строки: «Мне, дорогая, тревожно за К. С. Муж мой достаточно строг к нему и необоснованно ревнив, а в гневе он способен и на подлость, и на жестокость». И далее: «Нет, милая маменька, сердце говорит мне, что я более не увижу его на этом свете». Но относятся ли эти строки к Оболенскому? К. С. – это может быть и князь Сергей, а может и Константин Сергеевич.