Призраки графской усадьбы

Колькина же терраска – особая. Похожая на учебный класс мореходной школы. На стене – в раздутых парусах, среди зеленых пенистых валов мчатся гордые клипера, пузатые фрегаты, стройные шхуны, строгие корветы. Тут же – карта Мирового океана, на которую Колькиной рукой нанесены красными пунктирами маршруты известных мореплавателей-одиночек. Здесь же – образцы множества хитрых морских узлов, флажковая азбука.

Колька мечтал о море, хотел после школы поступать в мореходку. Правда, по мере того, как крепла его дружба с участковым, Колька все чаще подумывал о другой профессии. О милицейской службе – нелегкой, опасной, но такой необходимой…

– Что мы имеем? – повторила Галка. И сама перечислила: – Загадочные письма угрожающего содержания – это раз. Несомненные попытки неустановленного лица… или группы лиц что-то негласно разыскать в музее – это два. – И сделала первый вывод: – Здесь я вижу явное противоречие. С одной стороны, эти лица вроде как хотят ограбить музей, а с другой – они шарят в нем, но ничего не крадут.

– А может, это разные лица? – предположил Костик. – Одни собираются грабить, а другие что-то ищут.

– Возможно, – кивнула Галка. – Следовательно, мы должны, во-первых, выяснить, кто и зачем бродит ночами по залам музея. Во-вторых, вычислить авторов анонимных записок. Их двое: один книги читает, а другой даже писать толком не умеет. И оба из одного дома, где живет первоклашка.

– Напомню, – добавил Колька, – что только одно письмо пришло по почте. А остальные появились прямо в музее…

– Ну и что? – спросил Миха.

– А то, что эти письма подбрасывал не простой посетитель, а человек, имеющий свободный доступ в музей. Ведь в кабинет директора посторонний не зайдет и на стол ему анонимку не положит.

– Правильно, – согласилась Галка. – Это наверняка делает сотрудник музея. Но мне еще почему-то кажется, что тайные поиски в музее связаны с историей этого загадочного дома.

– Романтика, – небрежно отмахнулся Миха. – Однозначно. Все, по-моему, просто. Какие-то жулики хотят ограбить музей, шляются в нем по ночам, присматривают, что подороже и как поудобнее вынести. А записки… – Он пожал плечами. – Про записки Костик в тот раз еще объяснил. Я с ним однозначно согласен.

– «Просто»? – передразнил Колька. – Сам ты, Миха, простой, как чайник на плите. Серега права. Будем искать по всем направлениям. И по романтическому тоже.

– А это как? – удивился Миха.

– А так. Заваливаемся в музей: «Здрасьте, мы – юные краеведы! А это Костик – потомок князя Сергея, интересуется своим предком…»

– Хорошая идея, – признал Костик. – Кстати, при музее, во флигеле, гостиница есть. Я могу там поселиться…

– Блеск! – обрадовался Миха. – Все привидения твои будут! Однозначно!

(Эх, знал бы Костик, что его ждет в старом флигеле, он бы эту идею ногами бы растоптал…)

– А завтра, – сказал Колька, – попробуем разобраться, что за призраки по музею ночью бродят. Кто не согласен…

– Тому в лоб, – хором закончили друзья.

Перед тем как отправиться в засаду, Костик написал записку участковому и незаметно вложил ее ему в планшетку. Записка гласила: «Ув. тов. капитан, кто-то хочет обокрасть музей в Дубровниках. Мы решили его подкараулить и задержать. Если что – не поминай лихом. К. Чижик (псевдоним – К. Оболенский)». Это послание, как рассчитывал Костик, поможет им оправдаться, если возникнет какая-нибудь накладка.

Явившись на следующий день в музей, «отроки» постарались не попадаться на глаза гусару Саше и вообще не привлекать внимания. Побродили по залам, задержались в том, где стояли старинные экипажи, выбирая подходящий момент, чтобы «занять места» в трехспальной карете.

Страшновато было, что и говорить. Но если вначале ребята опасались, что их застанут в запертом музее и с позором передадут в милицию, то теперь они, оставшись в темных таинственных залах, боялись совсем другого…

Вначале им повезло. Но удачное начало это еще не залог благополучного конца.

Карета была хороша. Ее огромный, но изящный по форме кузов, весь в резной позолоте, висел меж громадных деревянных колес на широких ременных рессорах. Правая дверца была закрыта и задернута изнутри плотными кожаными шторками. А левая, ближе к стене, гостеприимно распахнута, и из нее спускались до самого пола ажурные металлические ступеньки.

Перед самым закрытием музея, когда в залах никого уже не осталось, ребята скользнули за карету и осторожно, чтобы не качнуть ее, забрались в ее пыльное бархатное нутро. Уселись на мягкие подушки сидений, с любопытством осмотрелись.

В карете было уютно, как в мягком вагоне поезда. На дверцах – карманы для разных дорожных вещей и хитрые ремни, чтобы поднимать и опускать стекла, под ногами – какой-то резной деревянный сундучок, для припасов, наверное.

Сидели молча, затаив дыхание, не шевелясь. Миха зажал пальцами нос – ему, конечно, захотелось чихнуть: то ли от вековой пыли, то ли просто по закону ехидства. Колька приник к щелочке меж шторок.