Призраки Японского моря (сборник)

– Ну нет, я тебе не позволю загубить мое счастье и будущее моего ребенка, – с этими словами Силкина выскочила из каюты буфетчицы и, спотыкаясь о комингсы, от переборки к переборке, вдоль по судовым коридорам и трапам быстро добралась до каюты старпома Сичкина. Лидия знала, что у чифа в рундуке под койкой хранятся различные медикаменты, в том числе и активированный уголь. Она сама как-то после сильнейшего отравления вьетнамскими сарделькам и дешевой рисовой водкой спасалась вот этакими черными кружочками и, на удивление судового врача, через день уже опять наслаждалась всеми человеческими радостями в объятиях молодого второго помощника Костика Гусева, который, кстати, и помог ей надежно укрыться в румпельном отделении на время досмотра, а затем запер в своей каюте, пока Кривец любезничал с новой буфетчицей. Лидочка Силкина, едва отдышавшись после очередного любовного раунда с неутомимым Костюньчиком, со смехом рассказывала находящемуся в полуобморочном состоянии любовнику о половых дефектах потасканного жизнью Кривца. Но, усладив свою бесстыдную похоть, Лидочка понимала, что на сегодня Костюньчик не дорос еще до положения настоящего мужа, хотя ребенок в ее животе, уже подающий признаки своего права на этот мир, по подсчетам Силкиной, был зачат в любовном экстазе именно с Костей Гусевым, которому на тот момент было совершенно наплевать на то, с кем спать и какие будут последствия.

Рядом с каютой старпома Лида нос к носу столкнулась с боцманом, но тот даже не отреагировал на ее присутствие, а лишь зычным голосом крикнул кому-то на нижнюю палубу, чтобы захватили страховочные троса и выходили на палубу для дополнительного крепления контейнеров. В этот момент судно накренилось почти на двадцать градусов, послышался страшный скрежет, словно открылись врата ада. Mandelshtam еще минуту зависал в таком положении, затем резко выпрямился, как человек, сбросивший с себя непосильную ношу, и вновь завалился, но уже на противоположный борт.

– Шлюпочная тревога! – закричал в микрофон с мостика Костя Гусев голосом обреченного на казнь невиновного заключенного и включил автоматический сигнал бедствия SOS. Люди кинулись к спасательным плотам и шлюпкам, но надеяться найти в них спасение было так же бессмысленно, как утопающему хвататься за соломинку. Крен уже достигал до тридцати градусов на оба борта, и грохот свидетельствовал о том, что контейнера в трюмах под давлением начинают деформироваться и это неминуемо приведет к скорому смещению груза и опрокидыванию Mandelshtam’a. Это понимал и Костя Гусев, когда целенаправленно направил судно на рифы. Белые буруны волн по курсу на локаторе говорили, что через десять – пятнадцать минут острые, как кремень, прибрежные скалы, словно алмазом, распорют железное брюхо Mandelshtam’a от форштевня до кормы еще до того, как сюда прибудут японские спасатели. Но это был, по мнению второго помощника Гусева, единственный выход спасти экипаж, судно и остатки груза.