Призраки коммунизма (СИ)

Все следующие дни Культя пребывал в совершенной апатии.

— Не хочешь меня любить, изволь платить, — заявляла женщина, собирая дань с критика.

И все добытые в поте лица фантики шли на откуп.

После очередного посещения колхозного рынка девица оставила Культю без обеда. Угрожая Парткомом, она потребовала немедленно её удовлетворить или накормить, сказав, что только поглощение пищи облегчает зуд в причинных органах.

Голодный Культя устроился в сторонке, злобно сверкая глазками. Проня не суетилась. Она уселась плотно, широко, на всю свою необъятную задницу. Ела нехотя, капризничала. Поругивала Культины тыквочки. За малый размер, за недозрелость.

— Хреновый ты критик, коль на рынках таким барахлом с тобой рассчитываются. Работать над собой надо. Повышать квалификацию. Как говорил Великий Кузьмич: учиться, учиться и еще раз учиться…

Культя сжимал в руках свой таз и только поскрипывал зубами.

— У тебя теперь два пути, — посочувствовал критику Сява. — Первый: платить ей всю жизнь, второй: спасаться бегством.

— Нет, у тебя есть третий путь, — подсказала Вася. — Лиши её каким-нибудь образом Партбилета, и тогда у неё не будет ни малейшего права даже упоминать о своих потребностях.

— Не переживай, — бодрил Культю Кнут. — Я посоветую четвёртый путь. Смирись и отдайся ей. А еще лучше — залюби до смерти. И вообще, присмотрись к ней внимательней. Ну неужели тебе её не хочется?

Культя тихо свирепел, передёргивался и неистово сопел.

Проня слушала эти разговоры спокойно, не перебивая. Иногда она посылала воздушный поцелуй критику и снова начинала жевать. Вечером кандидат в любовники начал щипать подвявшую травку. Порой ему приходила в голову мысль: а не смириться ли и вправду с судьбой, однако он всерьёз опасался, что вовсе не он, а эта нимфоманка залюбит его до смерти.

С утра у критика прихватило живот. Он обделался прямо на рынке, не успев донести добро до горшка. Колхознику пришлось всё-таки поделиться продуктами, приняв к сведению нелицеприятную оценку качества своих тыквочек, а также убедительное наличие Кала в штанах, которое добросовестный критик тут же выскоблил в подставленный горшок. Воспользовавшись отсутствием замешкавшейся где-то Прони, Культя сразу на месте всё и пожрал, так что грозной девице, несмотря на её наскоки, не досталось в этот день ничего. Потом критик ещё долго ходил по рынку. Принюхивался, приглядывался. Попробовал выпрашивать — не получилось. Прикинул — не попытаться ли чего-нибудь спереть, но в памяти всплыл тот давний и жуткий случай, когда разъяренный колхозник саданул его по рукам острой железякой, отрубив два пальца. С тех пор Культя и получил свою кличку, а, кроме того, переквалифицировался в критика. Эта специальность требовала острого ума, пытливого глаза (за принижение достоинств добротных продуктов можно было оказаться в Парткоме), но считалась более безопасной, хотя и имела существенный недостаток — рассчитывались колхозники теми же недоброкачественными продуктами, которые обнаруживали критики. Однако, со временем, отточив мастерство до совершенства, некоторые из специалистов умудрялись раскритиковывать в пух и прах вполне приличные продукты, сумев отыскать в них малозаметные, но недопустимые потребительские дефекты. А именно: слабую звонкость при простукивании тыквочки, свидетельствующую о недостаточной зрелости; оттенки синеватости на её румяных боках, доказывающие гнилостную предрасположенность; плохо увядший хвостик, говоривший о поспешности в сборе урожая. Кроме того, всегда можно было придраться к размерам тыквочки, что уличало труженика полей в недобросовестном внесении собранного им Кала в почву. Обнаружить изъяны в картошках считалось делом хлопотным и трудоёмким, потому что их размер, форма и цвет никак не отражались на вкусовых достоинствах. Вот почему критики и пристрастились к тыквочкам, благословляя в молитвах Кузьмичу, сей прихотливый в культивировании сельскохозяйственный продукт.

Ни разу Культя не пожалел об обнаруженных им в себе критических способностях, реализовывая которые, он не только обеспечивал свои пищевые потребности, но также полагал, что вносит значительный вклад в процветание горячо любимой Родины.

Бывали дни, когда ему удавалось поесть аж два раза. Только богоподобные Секретари могли позволить себе такое излишество. Случалось попить и пивка, что удавалось далеко не каждому Коммунисту, по крайней мере с той высокой периодичностью, какая выпадала на долю везучему критику.

Так бы и жилось Культе припеваючи, если бы не влезла в его жизнь эта подлая тварь — Проня. Конечно, можно было попробовать уладить дело в Парткоме, но критик опасался, что Проня, соблазнив немалым количеством фантиков всегда готового к подкупу Сяву, сумеет с его помощью убедить Секретаря в жизненной важности своих бабских потребностей, и тот навсегда привяжет Культю к этой кошмарной женщине. Сегодня, когда Культя взбунтовался и сам съел заработанные продукты, возникла опасность, что в Партком рано или поздно обратится Проня. Но та предпочитала другие методы.