Читаем Призраки Ойкумены полностью

Призраки Ойкумены

Это безумие, решили обе Эрлии, первая и вторая. Люди не рычат. Это безумие, решили они миг спустя, когда статуя безгривого льва шевельнулась, встала на все четыре лапы и медленно направилась к скамейке. Никогда в жизни Эрлия Ульпия не видела такой огромной кошки. Зверь опустил лобастую голову, сверкнул янтарными глазами и оскалил клыки.

– Голиаф! Назад!

Голиаф, или как там звали чудовище, и не подумал отступить. Рык сделался ниже, от него мурашки бежали по позвоночнику, а в животе таял снежный ком, грозя пролиться совсем уж постыдным ручьем.

– Голиаф!

– Уходите, – велел мар Дахан. – Быстро!

Восклицательная интонация в речи гематра совершила чудо – испугала Эрлию больше разъяренного хищника. Жалея, что у нее нет роликов, антиграв-платформы, гоночного мобиля, обер-манипулярий Ульпия двинулась прочь, ускоряя шаг. Метрах в десяти от скамейки, плюнув на приличия и гордость, она перешла на бег.

Не-мой-день, бился пульс в висках. Не-мой-день…

…Давид Штильнер расслабился не сразу.

– Вы, – он повернулся к тренеру, – собирались ее убить. Я ничего не смыслю в фехтовании, но ваша поза… Вы читались, как ноты с листа.

– Вы занимались музыкой? – спросил Эзра Дахан.

– Немного. У меня есть способности, но увы, нет таланта.

– Тогда вы должны знать, что только музыкант, причем хороший музыкант, легко читает ноты с листа. Эта женщина тоже частично прочла меня. Я ее нервировал, раздражал на подсознательном уровне. О чем это говорит?

– Я занимался музыкой, – по слогам, будто ребенок, которого учат читать, повторил Давид. – А она… Она занималась рукопашным боем. И, пожалуй, усердней, чем я – музыкой. Голиаф, лежать!

С неохотой лигр вернулся на прежнее место. Он пристально глядел в глубину парка – туда, где скрылась Эрлия. В глотке зверя клокотало рычание: тише, еще тише… Все, тишина. Голиаф зевнул и положил голову на лапы.

– Начни она клеймить меня, – Давид размышлял вслух. В этом не было необходимости, но так молодой человек, жертва эмоций, чуждых расе Гематр, думал медленнее, а успокаивался быстрее, – вы бы убили ее. Голиаф в данном случае тоже убил бы ее. Но она и не пыталась взять меня в рабы! Поэтому вы не двинулись с места. Но Голиаф! Проклятье! Это остаточная реакция! Ментальный всплеск во время клеймения – помните реакцию Голиафа в кафе? Умница, он узнал ее, запомнил и узнал…

Давид замолчал. Лицо молодого человека стало лицом настоящего, природного гематра. Он считал, и Эзра Дахан молчал, не мешая Давиду Штильнеру вычислять то, о чем старик-тренер знал заранее. Сейчас можно было расслабиться, дать покой больной спине, понизить тонус мышц, готовых в любой момент взорваться убийственным броском. Годы, подумал мар Дахан. Лечи тренер психику художественными образами по методике банкира Шармаля, он подумал бы так: проклятые годы. И запомнил бы удачный оборот, законсервировал бы на будущее, сколько его ни осталось.

– Эта женщина, – бесстрастно сказал Давид, – пыталась заклеймить Диего Пераля. Ей помешали. Сейчас она разыскивает сеньора Пераля, желая завершить клеймение. Поэтому вчера вы нашли способ приставить к Пералю нас с Голиафом. Не Пераля к нам, нет! Зная специфику Голиафа, вы назначили нас на роль щита. Вероятность моих выводов я оцениваю в восемьдесят целых две десятых процента.

– Три десятых, – поправил мар Дахан.

* * *

…не-мой-день. Не-мой…

– Да! Слушаю!

– У нас проблемы, – сказал коммуникатор голосом Криспа. – Яхта «Мизерабль». Она успела сесть на Китту за миг до блокады. Личная яхта сами знаете кого. У нас проблемы…

– Проблема – это я, – вмешался другой голос. – Я жду вас в отеле.

И манипулярий Тумидус, любимчик Главной Суки, отключил связь. Это было хорошо, потому что Эрлия Ульпия рассмеялась. Слышать ее смех не доставило бы удовольствия даже серийному маньяку-убийце.