Призраки Ойкумены

С восточной веранды открывался прекрасный вид на залив Делмар-Гугу. Утреннее небо переливалось всеми оттенками перламутра. Морская гладь в лучах солнца сияла… Нет, решил Лука Шармаль. Расплавленное золото не годится. Слишком расхожая метафора, к тому же ошибочная по оттенку. Расплавленная платина? По цвету ближе: семьдесят два с половиной процента соответствия. Но платина не звучит. Банкир еще раз мысленно повторил: «Не звучит» — и остался доволен. Странный критерий для словосочетания, которое не произнесли вслух; впрочем, мар Шармаль полагал, что отыскал верные слова. Подходящую метафору для воды, отражающей свет, он найдет в другой раз, а пока его вполне удовлетворило оригинальное «не звучит».

Вслух Лука Шармаль говорил совсем другое. Прогуливаясь по веранде, он вел беседу с внуком. Перед Шармалем плавала голосфера коммуникатора, в которой мелькал Давид: появлялся и исчезал. Это нисколько не мешало молодому человеку общаться с дедом.

— Ну, деда, ты даешь! Это ты круто придумал!

— «Семнадцать чудес Ойкумены».

— То, что доктор прописал! Деда, ты монстр!

Луке нравилось, когда внук называл его дедой вопреки грамматике. Такое было возможно лишь между близкими людьми, а банкир умел ценить подобные моменты. Особенно, когда дело касалось семьи.

— Джес обалдеет! Приват?

— Эксклюзив.

— Ну вообще!..

Приват-тур давал массу преимуществ перед обычным туристическим круизом в составе группы. Но в привате имелся ряд ограничений, эксклюзив же позволял клиенту самому выстраивать график тура, меняя его по первой прихоти. На месте решалось, сколько времени потратить на осмотр достопримечательностей; в гиды шли специалисты высшего класса от доктора археологии до чемпиона сектора по экстрим-альпинизму; варьировалась форма подачи информации об объекте — легенды, байки, беллетризированный рассказ, диссертация, поэма гекзаметром, монография…

Цена эксклюзив-тура шокировала бы кого угодно, но Лука Шармаль не был кем угодно. Это у него, изогнув спину в поклоне, спрашивали: «Что угодно?»

— Джес полетит одна?

Намек был прозрачней, чем сфера, висевшая перед Шармалем.

— Это ведь не ты выиграл турнир.

— Дед, ты шутишь?! Нет, ты правда шутишь? Я тобой горжусь!

Не смущаясь бурным проявлением страстей, Давид искренне восторгался дедом, у которого — Великий Космос! — обнаружилось чувство юмора. В словах Луки Шармаля содержалась одна правда, только правда, и ничего, кроме правды. Любой вехден подтвердил бы это даже под присягой. И тем не менее…

Да, шучу, мысленно согласился банкир.

— Все зависит от Джессики, — сказал он. — Я не знаю ее планов и не стану в них вмешиваться. Если она захочет взять тебя…

Давид расплылся в улыбке:

— Захочет? Да я ее без соли съем, если она не захочет! Я тебе уже говорил, что ты самый лучший дед в Ойкумене? Вот и Голиаф согласен.

Громовое урчание лигра, не поместившегося в сферу, подтвердило: да, Голиаф согласен. Когда мар Шармаль связывался с внуком, он уже определился с подарком для внучки, выигравшей турнир. Но финансист знал: Давиду будет приятно, что дед с ним советуется, пусть даже формально. Мар Шармаль никогда не упускал случая сделать что-нибудь приятное близнецам.

Сквозь голосферу, деловито гудя, пронесся бронзовый жук — и умчался прочь, в заросли дизельмы, благоухающие хвойными ароматами. Сфера мигнула, но вторжение жука тут было ни при чем. Запиликал зуммер: Шармаля вызывали по другой линии.

— Извини, Давид. У меня вызов.

— Дела, — понимающе кивнул внук. — Мне порадовать Джес, или ты сам ей сообщишь?

— Я сам.

— Пока, деда. Вечером мы у тебя, как обещали.

— До вечера, Давид.

Переключив линию, банкир активировал конфидент-режим. Автоматически заработала общая защита, веранду накрыло камуфляжной иллюзией, непроницаемой для сканирования.

— Слушаю.

Сфера сплющилась в плоский экран гиперсвязи. На экране возник боргосец Марио Сонелли, невропаст пассажирского колланта номер два, земляк другого известного Луке невропаста — Лючано Борготты… Боргосцы эмоциональны сверх меры, яростная жестикуляция у них в крови. Марио вдобавок был до крайности возбужден — боргосец, возведенный в куб, он являл собой идеальный контраст внешне бесстрастному гематру.

— Какого черта?! Мы на такое не подписывались!

Лука слушал, не перебивая. Опыт подсказывал: надо дать Марио выговориться, и только потом задавать уточняющие вопросы. Выговаривался Сонелли тринадцать минут двадцать девять секунд. Брызгал слюной, сверкал очами, заламывал руки, рвался выбраться из эмулятора рамки гиперсвязи и ухватить патрона за грудки. К счастью, подобный трюк находился за пределами возможностей техники.

— Твою мать! — взревел он под конец. — Что эта шлюха делает в нашем колланте? В нашем большом теле?!

— Я займусь вашей проблемой, — ответил мар Шармаль. — Вы добрались до Таммуза? Там и оставайтесь. В большое тело не выходить. Я с вами свяжусь.

Он отключился, мельком отметив, что боргосец внаглую заказал видеосвязь по гиперу за счет вызываемого абонента. Сам Шармаль, связываясь через гипер со следующим абонентом, ограничился статичной заставкой — транслировался лишь голос.