— Официальная компания исключает секретность. Помпилианцы быстро обгонят нас по количеству новых коллантов.
— Вы снимете первые сливки. Вам нравится этот образ: «снять сливки»? Да и впоследствии компания принесет весомую прибыль. Главное же — репутация. Ваша компания станет первой в Ойкумене. Плюс официальный приоритет открытия. Этого факта не отменит и миллион помпилианских коллантов.
Пауза затянулась на девять секунд. Этого времени Луке Шармалю хватило, чтобы вчерне прикинуть косвенные и долгосрочные выгоды будущего проекта. С прямыми и краткосрочными все было ясно и так. Банкир оценил щедрость гостя: восемьдесят семь и семь десятых процента от максимума, какой можно получить при сотрудничестве с Бюро. Плюс шанс приблизиться к максимуму еще на три целых и две десятых процента — разумеется, при уточнении ряда деталей.
— Я…
Согласие, произнесенное вслух — чистая формальность. Но этой формальности банкира лишил сигнал уникома Идана Яффе. Номер алама был известен немногим, и немногие, как бы они ни звались, вряд ли стали бы беспокоить Яффе по пустякам.
— Прошу прощения.
Яффе взглянул на табло: звонил Эзра Дахан, тренер. Именно звонил, а не прислал сообщение. Это значило, что Диего Пералю грозит опасность. Вероятность — восемьдесят семь целых и семь десятых процента. При уточнении ряда деталей опасность грозила вырасти еще на три целых и две десятых процента.
Совпадение расчетов мар Яффе и мар Шармаля, учитывая, что первый считал выгоду, а второй — опасность, посторонний свидетель счел бы случайностью. Но раса Гематр не верила в случайности — так, как другие верят в бога.
Выигрышная сцена, сказал бы Луис Пераль, Чудо Природы.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Герцог:
Маркиз:
Герцог:
Маркиз:
Герцог:
Маркиз:
Герцог:
Маркиз:
Герцог:
Глава третья
Заклеймить нельзя убить
— Приношу свои извинения, донья Эрлия.
— Вы игнорировали мои вызовы!
— Еще раз прошу меня простить.
— Да, но вы…
— Я был очень занят.
Помпилианка звонила ему трижды. Или больше? Все вызовы Диего — грешен! — сбросил. Кажется, они договаривались насчет очередной беседы в перерыве между поединками. Корову следовало подоить: парная, свежая порция воспоминаний «любимого ученика Леона Дильгоа о великом учителе». Когда они уславливались встретиться? На память Диего Пераль не жаловался, но договоренность с журналисткой, если она была, эта чертова договоренность, напрочь вылетела у маэстро из головы.
— Извинения приняты, дон Диего.
— Я счастлив, донья Эрлия.
— Надеюсь, сейчас вы свободны?
Улыбка, отметил маэстро. Очаровательная улыбка. Правда, холодней обычного. Стальной, острый холодок. Или так и должно быть, когда помпилианка спрашивает тебя: «Вы свободны?» Еще вчера мне нравилась эта улыбка. Я видел в ней понимание и участие. Что я вижу сейчас, если мне хочется взяться за рапиру?