Призраки Ойкумены

— Ты не имеешь права наследовать титул и майорат. Продолжатель рода должен быть способен защитить честь семьи. Калека не в силах этого сделать. Калека — вечный позор, тема для сплетен. Ни одна знатная сеньорита не захочет стать твоей супругой. Ни один гранд Эскалоны не отдаст дочь за тебя. Ты умер. Запомни, ты умер.

Станок меня убил, кивает Фернан.

— Нет, не станок. Я объявлю о твоей смерти позже. Через год или два. Ты умрешь в отъезде: погибнешь на охоте или по нелепой случайности. Не проси меня поменять решение, это пустое занятие. Про отъезд в Эскалоне узнают завтра.

Не попрошу, кивает Фернан. Защитить честь, думает он. Защитить со шпагой в руках. В руках, которых больше нет. На стене движется тень. Тень шпаги, которую он никогда не сумеет скрестить с другой шпагой. Мальчику кажется, что сегодня тень ближе обычного.

Он моргает. Тень исчезает.

— Ты покинешь Эскалону, — отец расписывает будущую жизнь, верней, смерть скупыми красками. — Покинешь Террафиму. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Новый дом. Имение. Новые слуги. Новое имя. Новая жизнь.

Отец вскидывает руку к потолку:

— Там.

Воздетый ввысь указательный палец отца пронзает потолок, крышу, облака… «На небесах?» — хочет спросить мальчик. Вопрос застревает у него в горле. Он уже взрослый, он все понимает. Умолять бесполезно. Рыдать бесполезно. Отец так решил.

Слезы приходят потом, когда маркиз оставляет сына.

— …маркиз не объявлял о смерти сына…

— Да, бес. Потому что я поломал его планы.

На Сечене — осень. Унылая, промозглая осень. Небо ноября раскатано в хлам, будто проселочная дорога. Клочковатые тучи — ошметки липкой грязи. В воздухе висит стылая морось. Деревья и усадебные постройки едва проступают наружу, приближаются медленно, как черепахи. Колеса кареты вязнут в жирном чавканье. Возница хрипит, бранится, охаживает лошадей кнутом. С натужным скрипом распахиваются створки ворот — грузные, набухшие холодной влагой.

Приехали.

Кучер помогает Фернану выбраться из кареты. Мальчик не протестует. Он — калека, это навсегда. Без интереса он скользит взглядом по ветвям яблонь, голым и черным, по статуям грустных нимф, мокнущих под дождем, по дорожкам сада. Зябко ежась, Фернан идет к дому. Навстречу спешат слуги. Его слуги. Кланяются, гомонят наперебой. Язык незнакомый, местный. Все вокруг чужое. У него теперь даже имя чужое: Антон Францевич Пшедерецкий. Тут так принято: к имени прилагается «отчество». Если ты не простолюдин, конечно. Имя купил ему отец вместе с имением. Имение приносит доход, с которого убогий — вот беда-то, соседи! — Антон Францевич будет жить.

Дон Антон, мысленно произносит мальчик. Дон Антон. Нет, не звучит. Даже не колокол — так, колокольчик под дугой. Надо отвыкать.

— Барин! Барин приехали!

— С прибытием, Антон Францевич! Добро пожаловать!

— Милости просим!

— Не разумеют они по-нашенски…

— А с ручками-то что? С ручками золотыми?!

— Ох, горе-злосчастье!

— Не приведи Господи…

Сдобная, как калач, баба выбегает навстречу с хлебом-солью. При виде пустых рукавов барина она роняет угощение в грязь. Фернан — Антон, напоминает мальчик себе — проходит мимо с равнодушием мертвеца. На ступеньках крыльца он поскальзывается и едва не падает. Расторопный красавец Прошка, тряхнув чубом, вовремя подхватывает увечного. Рядом — облупившаяся от непогоды колонна. По штукатурке чиркает узкая тень. Шпага? Нет, всего лишь качнулась ветка яблони, с которой взлетела ворона.

В доме сыро, не топлено. Мальчик кашляет. Боль в груди. Першит в горле. Машинально он закрывает рот ладонью и промахивается. Ладони нет. Запястья нет. Со второго раза он прикрывает рот предплечьем. Надо учиться. Надо привыкать.

— Печь растопите, бестолочи! — орет Прошка.

В доме начинается суета.

— Живо! Простудите мне барина, убью!

Прошка местный, с Сеченя, но он хорошо говорит на унилингве. Вот он и повторяет для верности, чтобы барин слышал:

— Убью!

Не убьет, думает мальчик. Шутит.

— Останешься при мне, — велит он Прошке.

— Благодарствую за доверие!

— Переводить будешь. Научишь меня вашему языку.

— Все сделаю! В лучшем виде!

Мальчика вновь сотрясает кашель.

— Доктора вам надо, барин, — вздыхает Прошка. Чуб падает ниже, из-под русой пряди волос блестит синий глаз. — Велите, я распоряжусь? Из города вызовут, наилучшего!

Мальчик безучастно кивает.

— …это же ссылка…

— Изыди, бес!

— …нет, это хуже ссылки!..

— Изыди!

— Бронхитик у вас, Антон Францевич. Ничего страшного, дело поправимое. Я вам микстурку пропишу, и еще полоскания. Чаёк с малиной — непременно! Все как рукой снимет, голубчик вы мой. Через неделю здоровы будете.

Добрый доктор из сказки: уютный, домашний. Румянец с мороза, бородка клинышком, задорный блеск круглых очков-пенсне. Движения у доктора мягкие, округлые. Такой из гроба поднимет! Мальчику нравится доктор. Мальчик слабо улыбается. Тепло, покой, доктор из сказки…

Если бы доктор еще следил за тем, что говорит. Как рукой снимет…