Призраки отеля «Голливуд», Гамбургский оракул

«Прочел вторично книгу Дитера «Заговор генералов», на этот раз куда внимательнее, чем раньше. За это время я ознакомился абсолютно со всей литературой о попытке устранить Гитлера и последовавшей за ней кровавой расплате. В книге Дитера есть детали, которые не упоминает ни один автор. Временами создается впечатление, будто пишет очевидец расправы.

Говорил по этому поводу с Дитером. Он объяснил, что узнал эти подробности от американского врача, работавшего в Ландебергской тюрьме, где содержались военные преступники, подсудимые Нюрнбергского процесса. Врач узнал их в свою очередь от заключенного гестаповца, который не фигурировал в материалах процесса, так как умер до того вследствие отравления. Дитер назвал фамилию врача. Имя гестаповца ему самому неизвестно».

«Ездил в Мюнхен, визит к профессору Литке, почти никаких надежд. Встретился с заместителем Гелена В., дружившим с Грундегом, просил его навести справки».

«Вторичная встреча с В. Американский врач с упомянутой Дитером фамилией никогда не состоял при тюрьме, где содержались участники Нюрнбергского процесса».

«Опять Мюнхен. Профессор Литке настроен на этот раз еще более пессимистично. Всему приходит конец, в том числе и жизни. Два часа разговаривал с В. о смерти Грундега. Он пришел к такому же заключению, как я, но предпринять ничего не может или не хочет, замешаны слишком влиятельные лица».

«Сегодня я понял — в наших условиях существует лишь один фактический путь вершить правосудие. Хотя он и неприемлем для организованных борцов, к которым я причисляю себя, отчаявшемуся одиночке он покажется единственно правильным. И не мне осуждать его. Такова идея произведения, над которым сейчас работаю. Это будет нечто вроде политического детектива. Недаром некоторые люди с сожалением утверждают, что под могильным камнем моей публицистики лежит безвременно погибший талантливый автор уголовных романов».

— Дальше можно не читать, — устало сказал Мун. — Вот и раскрылась еще одна догадка.

— Какая? — не понял Дейли.

— Настоящее имя окруженного такой таинственностью автора пьесы, которую мы с вами видели на сцене. Называется она «Перчатки госпожи Бухенвальд».

— Значит, мифический Арно Хэлл не кто иной, как сам Магнус Мэнкуп? — крикнул Дейли. — Невероятно! Знай мы, кто автор, все, возможно, куда раньше встало бы по местам! На сцене и в жизни — почти та же драматургия. И какая режиссура! Перед таким человеком можно только преклоняться!

— Вы говорите, драматургия? — Мун задумался. — Скорее всего Мэнкуп, когда писал пьесу, не имел намерения применить ее построение в жизни. В какую-то минуту пьеса просто сыграла роль толчка. Возможно, отправной точкой послужили пистолет и перчатки, которые впоследствии перекочевали из театра в подлинную трагедию. А они, не исключается, потянули за собой и всю схему. У Мэнкупа было слишком мало времени, чтобы придумать новую… И, между прочим, нигде не сказано, что упомянутое в дневнике произведение — пьеса, после премьеры которой Мэнкуп ушел из жизни. Это всего лишь моя догадка.