Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул

Даже газеты реакционного направления были вынуждены уделить ему внимание. Утром Дейли просматривал «Ди Вельт». И она не решилась обойти молчанием эту «сенсацию дня», — правда, аршинные заголовки были предусмотрительно снабжены огромным вопросительным знаком.

Дейли не слишком удивился этому, он достаточно знал неумолимый закон западной прессы. Уникальная сенсация — стихийное событие, с которым обязан считаться всякий газетный издатель. У него есть только две возможности — откликнуться на нее или же потерять подписчиков.

— Опять парадокс в духе Мэнкупа, — усмехнулся Дейли. — Всю эту историю заварили мы, но довел ее до логического конца не кто иной, как Боденштерн. Спасая свою собственную шкуру, он убил Баллина, а приняв мэнкуповское двадцатитысячное вознаграждение за поимку убийцы Грундега, придал самому убийству неопровержимость юридического факта. Мун не отозвался, он был занят своими мыслями. Дейли снова углубился в чтение «Гамбургского оракула». На видном месте публиковалась телеграмма президента республики Любке, выражавшего соболезнование гамбургскому сенату по поводу безвременной кончины выдающегося гражданина Гамбурга Магнуса Мэнкупа, во многом способствовавшего развитию прогрессивной мысли. Свободный обмен мнений, подчеркивалось в телеграмме, является краеугольным камнем общественной жизни Федеративной Республики.

Телеграмма была помещена без комментариев, что несколько удивило Дейли. Но секунду спустя он понял, что ошибся. Мэнкуп недаром научил своих сотрудников высокому искусству саркастической полемики. Под телеграммой стояла окруженная жирной рамкой цитата из статьи Мэнкупа: «Если считать, что главным достоинством президента республики должно быть ханжество, то в лице господина Любке мы нашли самую подходящую фигуру для этого высокого поста. В своих публичных выступлениях Любке всегда ратует за свободный обмен мнений. Следует предположить, что, подписывая в качестве инженера гитлеровского учреждения приказ о постройке концлагеря, наш нынешний президент заботился о подходящем месте для свободного обмена мнений между противниками гитлеровского режима и их палачами. Чем заканчивался этот свободный обмен мнений, нам хорошо известно — физическим истреблением оппонента. Не о таком ли диспуте мечтает господин Любке?»

— Ваш суп остывает! — напомнил Мун.

— Вы тоже не страдаете избытком аппетита, — улыбнулся Дейли. — А фигура подходящая!

— О ком это вы? — спросил Мун, с отсутствующим видом мешая ложкой в тарелке.

— О нашей горничной! — Дейли показал на видневшееся отсюда здание отеля «Четыре времени года». Окна их номера были распахнуты, горничная в белом чепчике и кокетливом переднике вытряхивала на балконе постельное белье.

— Счастливый человек, — вздохнул Мун, — голова полна женскими фигурами. А мне другое не дает покоя…

— Ваша излюбленная тема — гётевское стихотворение, — пошутил Дейли.

— Вот именно. Мне кажется, мы что-то проглядели, как это всегда бывает в пылу. Баллин был кем угодно, но отнюдь не дураком. Ему было известно, что Мэнкуп отличный знаток Гёте. Допускаю небрежное цитирование в собственной книге, за которую не придется отвечать перед судом. Но когда такой человек идет на убийство, он едва ли допустит промах.

Дейли пробурчал что-то неопределенное и снова погрузился в газету.

«Гамбургский оракул» поместил, тоже без комментариев, заявление правительства Федеративной Республики. Убийство Магнуса Мэнкупа является делом рук одиночки, говорилось в нем, а вовсе не какого-то нацистского заговора, как, очевидно, мерещится безответственным элементам, превратившим Гамбург в очаг беспорядков и волнений. Следует категорически осудить безответственные действия подстрекателей, демагогически использовавших этот прискорбный случай для массовых демонстраций и возбуждающих тем самым у заграницы ложное представление о нашем демократическом строе.

Рядом стояла цитата: «Каждый раз, когда стихийно прорывается народный гнев против нашего правительства, под крылышком которого свили себе уютное гнездо бывшие гитлеровцы, господин Аденауэр вопит о демагогии, а участников демонстрации обзывает красными смутьянами. Не пора ли назвать вещи своими именами? — Магнус Мэнкуп».

— Чему это вы улыбаетесь, Дейли? — спросил Мун, отодвинув тарелку. Суп окончательно остыл, есть его в таком виде означало навсегда испортить мнение о гамбургской кухне.