Похоже, участь недобитых врагов махаканцев мало интересовала, как, впрочем, и то, что станется с телами убитых товарищей. Как только бой закончился, уцелевшая обслуга орудий построилась, а из всех еще открытых трех ям стали показываться остальные воины пограничного отряда. Быстро сомкнув и выровняв ряды, низкорослые богатыри затянули какую-то песню и неспешно двинулись к баракам, то есть в сторону Дарка. Убитые же так и остались лежать в неестественных позах посреди завалов камней и рядом с покореженными орудиями.
Каким-то чудом сумевший не только подняться на ноги, но и, шатаясь, пройтись да нагнуться, чтобы подобрать откатившуюся осветительную палку, Аламез пребывал в полнейшей растерянности. Бежать от махаканцев было бессмысленно, ведь дальше ворот он уйти не смог бы. Оставаться же или идти навстречу было равносильно издевательству над самим собой. Гномы не любили чужаков, да еще спустившихся под землю без приглашения. В начале боя им было не до него, он являлся всего лишь помехой, которую коротышки сочли целесообразным сперва сшибить, а затем потоптать, теперь же его вполне могли и убить.
Не решаясь повернуться к идущему прямо на него отряду бородачей спиной и бежать, Дарк медленно пятился, пока ему в спину не уткнулось что-то холодное и жесткое, как оказалось впоследствии, защищенный стальной перчаткой кулак одного из троих незаметно подошедших сзади гномов. Внезапно натолкнувшись на буквально выросшее за спиной препятствие, моррон отпрыгнул вперед и, развернувшись в воздухе лицом к противнику, собирался приготовиться к отражению атаки, однако не рассчитал сил. Его совсем недавно пострадавший организм (
– Слышь, болезный, хватит поклоны отвешивать! Лоб зашибешь! – пробасил гном со смешком, притом на почти безупречном филанийском. – Мы, конечно, того, хозяева тута, но не к чему гостю так уж унижаться-то… Подымайся, с нами пойдешь! Лапы те не повяжем, так уж и быть, только и ты тож того… ими особливо не дрыгай!
Неизвестно, что больше потрясло быстро поднявшегося Аламеза: смысл слов неожиданно проявивших дружелюбие махаканцев или то, как были они почти безупречно произнесены на чужом для гномов языке?
– Ходить вместе с мы! Ногами топ-топ! – раза в два громче и изрядно коверкая слова герканского языка, повторил приказ гном, неправильно истолковав молчание моррона и решив перейти на гораздо хуже известный ему человеческий язык. – Руки при себе! Ничего не трогать, резким взмахам нет! Всегда на виду!
– По-филанийски куда лучше получалось… – наконец-то ответил Дарк, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ведь гном-полиглот сопровождал свои изъяснения на герканском активной жестикуляцией, и не только рук, – как будто лет двадцать в Альмире прожил!
– А я и прожил, только не двадцать, а тридцать, – огорошил Дарка неожиданным ответом махаканец, снявший перчатку и протиравший широкой ладонью взопревший от напряжения лоб. – На том и лады, хватит трёпа! Тя ужо ждут! И учти, коль артачиться станешь, коль не пойдешь, так силком потащим! На то приказ старшого имеется!
– Да пойду я, пойду! Ты сам не стой, а веди! – интенсивно закивал в знак согласия Дарк, быстро сообразивший, для чего товарищи говорившего обступили его с обеих сторон и обмеряют взглядами.
Лишние увечья были Аламезу ни к чему, тем более от тех, кто вроде бы пока не проявил недружелюбных намерений. То же, что его неделикатно сбили с ног и изрядно помяли, было не в счет. Кстати, в этом происшествии моррон винил больше себя, нежели бородачей; винил в том, что был недостаточно внимателен и позволил так близко подойти к себе целому отряду, тем более вовсе не подкравшемуся тайком, а двигавшемуся громко, шумно и быстро, как всегда бывает во время тревоги или на марше.
– Лады! – кивнул бывший житель Альмиры, снова надевая на примятую шевелюру густых рыжих волос шлем. – Парк и Лик позади пойдут, но ты их не пужайся, не тронут, коль глупить не бушь!
Махаканец отвернулся и, не дожидаясь приближения идущего с берега на стоянку отряда, быстро пошел в сторону то ли колодца, то ли казармы. Аламез последовал за ним, притом стараясь двигаться столь же поспешно. Парочка вооруженных до зубов гномов, шедших буквально по пятам и проевших настороженными взглядами его спину, была весьма убедительным аргументом, чтобы на время позабыть об ушибах и не медлить.
Как ни странно, но стоянка вовсе не была пустой. Рядом с завалами трупов, да и возле самих строений лениво прохаживались еще несколько десятков гномов, правда, не облаченных в латы, а позволивших себе снять тяжелые шлемы да нагрудники. Не были пустыми и сами здания: казарма, куда проводник скорее всего держал путь, и склад были заполнены гномами; отдыхавшими, непринужденно и громко болтавшими, кашеварящими, но держащими оружие и доспехи под рукой.