Призраки Припяти (СИ)

И как они меня нашли? И как быстро в себя-то пришли!

Меня закончили бить, связали за спиной руки собственным ремнем и швырнули в открытый кузов серого джипа на высокой, сваренной в кустарных условиях подвеске, с большими колесами от грузовичка. Только такие машины могли смело месить местные, неухоженные и по весне почти непроезжие дороги.

В кузове кроме меня были еще какие-то железные канистры и деревянные коробки, и когда машина, зарычав мощным двигателем, тронулась, тут же подскочив на ухабе, коробка поехала, больно ударила углом мне в плечо. Заставив себя забыть обо всем, я снова закрыл глаза и провалился в тяжелый, пустой сон, в котором я все время падал между сосновыми стенам, от которых исходил нестерпимый, мучительный жар, опаляющий мне лицо..

* * *

— Давай, Нелюдь, давай, ну же! Приходи в себя, мой хороший! Неприятности кончились. Давай! — кто-то все уговаривал меня, а я так не хотел просыпаться. Я отвернулся, поворачиваясь на подушке, но внезапно стал падать и от страха проснулся. Передо мной было округлое, с нездоровым румянцем на лоснящихся щеках лицо. И почему это у него кличка «Лысый»? — в который уже раз, как и многие другие, подумал я внезапно. Вон у него какие волосы густые, хоть и седые совсем. Так ведь он тогда поседел, когда сам над пропастью карьера висел на подгнившей веревке двенадцать часов подряд и вздохнуть боялся — вдруг оборвется, и он полетит на острые колья арматуры, которая была свалена внизу. Что и говорить, братья бандиты здорово тогда с ним поступили. По-взрослому и очень по-умному. Никто никого убивать не стал. Привезли зазнавшегося толстосума в пустынный песчаный карьер, привязали веревкой подмышки и повесили над двадцатиметровой пропастью глубоченного карьера, который разрабатывали еще когда на Станции усердно засыпали реактор. Уж тогда в него сыпали все, что только могли придумать. И, что самое обидное, когда много лет спустя его начали исследовать, ни следа того, что внутрь сыпали, не нашли. Вот ведь как, все эти летчики, что раз за разом подлетали к станции на вертолетах, выходит, просто так умерли от облучения. Ведь испарилось все, и свинец, который в виде гаек и винтов сыпали в пасть реактора, и песок; все улетело, вынесенное страшной температурой…

И вот стоял этот карьер пустой, и служил прекрасным оружием наказания и запугивания. Уж и не знаю, чего там под собой за проведенное на веревке время разглядел Лысый. Возможно, ему там, на арматуринах, чудились мертвые тела, и казалось, что пахнет разлагающейся плотью. Или, быть может, он видел внизу под собой белесые кости давно умерших, таких же, как он активных предпринимателей, чьи тела разодрали падальщики.

Не знаю, только когда я вытащил его из пропасти, он был совершенно сед и молчал, с трудом сглатывая. А потом его прорвало на треп, но это быстро прошло, и он снова замкнулся в себе.

Я привел его домой, и он покорно шел за мной, как за спасителем, он глупо кивал совершенно белой головой и все делал в точности так, как я ему приказывал. Он походил на робота, отвечающего всем законом робототехники — идеально послушный, выносливый, верный.

Но как же стремительно позабылся страх перед смертью! Куда ушла благодарность? Он снова стал уверен в себе и выискивал во всем выгоду. А сейчас он держал меня за плечи и время от времени начинал похлопывать по щекам. И все говорил:

— Давай, Нелюдь, приходи в себя, наивная ты душа!

— Хватит, — я вяло отмахнулся от очередной пощечины.

— О! очнулся! — оживился Лысый. — Давай, давай, вставай, — он потянул меня из машины и я сообразил, что вовсе не связан и сижу в совершенно другой машине — на пассажирском сидении низенького, красного джипа. Наверное, когда мне почудилось, будто я падаю, я и вправду стал заваливаться назад, но Лысый придержал меня.

— Вставай же! — раздраженно дернул меня Лысый. — Я вколол тебе стимулятор, чтоб ты не сдох. Давай, разгоняй его по телу.

— Что ты мне вколол? — я поднялся и схватился за дверцу джипа, потому что мир завертелся вокруг меня подобно бешеной карусели.

— Стимулятор, что? Давай! — Лысый хлопнул меня по плечу, и я чуть не упал. — Чувствуешь, день какой чудесный. Смотри! Солнце выглянуло, так дальше пойдет — небо очистится. Весна наступает, а ты растрачиваешься понапрасну! Но об этом твоем идиотском поступке мы еще поговорим. Пойдем!

Он сделал шаг вперед и оглянулся — иду ли я за ним. Я пошел, оставив новый красный джип и перепачканную в грязи, доставившую нас сюда машину, на просторной площадке подле гаража. Лысый жил в ста с небольшим километрах от Малаховки. Все знали, что чем дальше от Станции, тем безопаснее. Тем спокойнее на душе и тем лучше жизнь складывается.

Лысый не очень-то жаловал людей и жил на отшибе, в десяти километрах от ближайшего крупного поселка. У него был участок в шестьдесят соток, огороженный добротным, высоким забором из камня, увенчанным черными железными прутами.

…Это я не от зверья — от людей оберегаюсь, — бывало, смеялся он, но ни доли насмешки не было в его хмуром и выразительном взгляде…