Призраки прошлого

На полке над пустым камином угрожающе ухмылялся бронзовый бюст какого-то придворного шута, будто подстрекая ее повернуться к дивану и посмотреть на вмятины в округлых диванных подушках. Казалось, что шут смеется над ней.

Потом она заметила на письменном столе отрытый блокнот, на странице которого крупным небрежным почерком черными чернилами было написано: «Гектор и Дафна, коктейли 20 авг.?»

Вот ведь овца! Собирается на вечеринку, а ей приходится… Почерк был знакомым. Она явно видела его раньше.

— Это женский почерк? — спросил все тот же отдаленный голос. — Вы можете прочесть мне, что там написано?

Она прошла через холл, по темному коридору, в кухню: на полу красивый коричневый линолеум, стены выкрашены в ярко-желтый цвет, современная газовая плита. На столе громоздились немытые тарелки, грязные блюда побольше были свалены в кучу вокруг раковины.

«Ну и неряха», — подумала она и побрела обратно по коридору.

За большим обеденным столом в столовой явно недавно поужинали двое. На буфете стояла наполовину опустошенная бутылка красного вина, а на столе — две рюмки, обе с остатками вина. В комнате пахло дымом от сигар. Его сигар.

Взобравшись по крутой лестнице, она остановилась, задыхаясь от напряжения и страха. В доме было тихо. Она осмотрела темную лестничную площадку, повернула направо и вошла в дальнюю комнату.

Там на возвышении стояли два портняжных манекена — один обнаженный, со словом «Стокман», выписанным по трафарету на груди, а другой — частично одетый в блестящую бирюзовую тафту, пришпиленную к нему булавками. Два других простеньких манекена, какие обычно можно увидеть в витринах магазинов, стояли просто так, а еще два таких же были облачены в сногсшибательные вечерние платья: свободного покроя, из переливающейся ткани и черного шелка с ручной вышивкой. Она была просто ошеломлена непривычной элегантностью этих нарядов, ибо сроду не видывала ничего подобного, разве что в витрине дорогого магазина на одной из самых фешенебельных лондонских улиц.

Она прошла по коридору, миновала второй пролет лестницы и помедлила, колеблясь, перед закрытой дверью. Осторожно открыв ее, увидела спальню с гигантской низкой кроватью. Простыни на ней были сбиты, одеяло валялось на полу. Сильно пахло мускусными духами, застоявшимся сигаретным дымом и душистым мылом. На тумбочке у кровати стоял черный блестящий телефон, а рядом с ним виднелась пепельница, полная окурков, перепачканных губной помадой.

«Ну и неряха».

Она открыла двери огромного кленового гардероба, где висели шикарные платья, юбки, джемперы и меха.

Шикарная одежда, ничего не скажешь. Истинное великолепие. Страшно представить, сколько все это может стоить.

У туалетного столика она заглянула в зеркало, пристыженная собственной простотой и неэлегантностью: неухоженная кожа, спутанные волосы, дешевенькое ситцевое платье для беременных.

На столике стоял хрустальный флакон с духами. Она коснулась его, провела пальцем по одной из граней, взвесила флакон в руке, вытащила пробку, капнула чуть-чуть на запястье и растерла. Духи больно обожгли палец, и она заметила тонкую царапину. Должно быть, порезалась о тот нож, подумала она, но тут же забыла об этом, так как боль утихла. Легкими касаниями она надушила шею за ушами и дотронулась до груди. Запах окутал ее. Она вытряхнула еще несколько капель, потом еще, намазала духами лицо, побрызгала одежду, волосы и так трясла и трясла флакончик, пока тот не опустел.

Тогда она отнесла бутылочку в пристроенную к спальне ванную и постояла там. Тишина. Затем вынула из стакана на умывальнике две зубные щетки, приспустила панталончики и помочилась в этот стакан. Осторожно держа флакончик из-под духов над раковиной, она наполнила его содержимым стакана, снова заткнула пробкой, обтерла полотенцем для лица и поставила обратно на туалетный столик.

Теперь она чувствовала себя более уверенно.

Когда она спускалась, снаружи радостно заржала лошадь. Поспешив к входной двери, она выглянула наружу. Две все еще оседланные лошади были привязаны около конюшен. Ее сердце заколотилось. Их не было там, когда она пришла. Одна из лошадей заржала снова — Джемма.

Она пробежала по подъездной дорожке, по траве, пересекла украшенный резьбой деревянный мостик над мельничной запрудой и бросилась вверх по склону, к конюшням.

Теперь оттуда послышался новый звук, перекрывающий рев воды: наполовину крик, наполовину стон, вылетавший из конюшен. Вот стон повторился, а потом женский голос пронзительно завопил:

— Ну же, давай! Войди в меня! Пронзи насквозь своим кинжалом!

Она остановилась. Солнце опустилось ниже, тень нависла над ложбиной. По ее телу разливался холод, а под ложечкой противно засосало.

— Еще! Еще! О господи, еще!

Несколько секунд она стояла, не в силах пошевелиться. Потом побежала к конюшням.

— О боже, как хорошо! Ну же, вонзи в меня свой кинжал! Еще! Еще! О, какое блаженство!

Она добежала до двери и потянула ее на себя.