Призраки прошлого

– Осмотри Женю, он только что бросился на Марину, ударил ее головой об пол. Она у Андрея, я туда. Разберись, – приказал Доктор Менгеле, выходя из кабинета.

– Да, – покорно ответил юноша, направляясь за ним. Он набрал из ампулы на столе в шприц сильнодействующее снотворное, положил в карман.

– Не переводи препараты, – одернул его учитель, снова появившийся на пороге. – Введи экспериментальный.

– Так нельзя… Вы обещали Марине, – тихо сказал Дима, сжимая пальцы в кармане рубашки.

– Что? – Геннадий раздраженно поднял брови. – Это приказ!

– Нет… – шепотом проговорил ученик. Его замутило от страха. Первый раз в жизни он осмелился возразить своему наставнику.

– Что ты сказал? – Доктор Менгеле сделал шаг к нему, недобро сощурился.

– Нет. Вы обещали Марине, что не станете этого делать, – Дмитрий отшатнулся, уперся спиной в стол, едва не снеся стойку с пробирками.

– Я отдал тебе приказ. Исполнять! – рявкнул Геннадий. – Или ты хочешь в карцер, к Женечке, раз тебе его так жалко?!

Дима чувствовал, как леденеет спина и вспыхивают огнем щеки. Ему хотелось стать невидимым, учитель пугал его до дрожи в коленях. Юноша молчал, стискивая зубы, судорожно вдыхал воздух. Совесть больно уколола его, заставляя отказать, но все его естество желало согласиться, лишь бы это кончилось.

– Что ты молчишь? Ты понял меня? Исполнять! – зло повторил Доктор Менгеле.

– Есть… – бессильно выдохнул Дмитрий, набирая из пробирки второй шприц.

– Вот и умничка, – криво ухмыльнулся Геннадий. – Ступай.

Юноша шел по коридору, как в тумане, и сам не понял, как оказался перед дверью камеры.

– Что там? – спросил он у охранника.

– Заключенный бросился на Марину Александровну, потом завывал и рычал, сейчас, вроде, затих, – ответил тот.

Ученый приоткрыл смотровое окошко в двери. Женя стоял на полу на четвереньках, раскачиваясь из стороны в сторону. Дима окликнул его по имени.

Пленник поднял голову. Его глаза казались алыми от крови из лопнувших капилляров, лицо искажала гримаса. Он вскрикнул, попытался приподняться, но завалился на бок и конвульсивно задергался, застонал.

Дмитрий сделал шаг назад, закрыл глаза.

«Что мы натворили? Зачем, за что? Я знал, что будет так. Это я сделал с ним такое. Почему, почему? Женя, прости меня…» – ему хотелось плакать.

Юноша достал из кармана рубашки два шприца, держал их на раскрытой ладони, размышляя.

Первый – снотворное. Один укол – и несчастный погрузится в сон, хотя бы на какое-то время избавится от боли. Это единственное милосердие, которое ему можно оказать. Кроме…

Дима не мог заставить себя сказать «смерть», даже мысленно. Уже не мог.

Второй шприц, полный темно-коричневой жидкости, гипнотизировал его, притягивал взгляд. Экспериментальный препарат из спор грибов. Пятнадцать минут эйфории, затем – агрессия и мучительное угасание, до следующей дозы, каждая из них – шаг навстречу гибели. Молодой ученый не знал в точности, что испытывает его пленник, но даже от предположения становилось жутко. Острый токсический гепатит, повышенная возбудимость нервных окончаний, если сейчас коснуться его пальцем, несчастный испытает боль, как от удара. Если ударить – может погибнуть от болевого шока.

«Что же мне делать, что делать?» – мысленно спрашивал сам себя Дима и не находил ответа. Он знал, что от взгляда его учителя нельзя утаить ничего. Что будет с ним за ослушание? Доктор Менгеле слишком умен, он догадается о крамольных мыслях своего ученика и расправится с ним очень жестоко, так, что быстрая казнь покажется милосердным избавлением. Но сделать то, что было приказано, не хватало сил.

– Вы в порядке? Какие будут распоряжения? – голос часового выдернул его из мучительной череды мыслей.

– А, что? Я в порядке. Открывайте, заключенного держать на прицеле, но не стрелять без команды. Если бросится, помогите мне, силу применять только в крайнем случае, – Дмитрий тяжело вздохнул и сунул второй шприц в карман.

Женя скорчился на полу и тихо выл от боли. Его тело будто окаменело в неудобной позе, колени были подтянуты к животу, голова запрокинута. Каждая мышца была напряжена до предела.

Молодой ученый опустился рядом с ним на пол, коснулся пылающего лба. Пленник дернулся и взвизгнул, и у юноши больше не осталось сомнений.

– Тише, тише, сейчас, – торопливо зашептал он.

Через несколько минут несчастный погрузился в сон.

– Можете уносить, – кивнул Дмитрий часовому. Потом обратился к Жене – тихо, зная, что не будет услышан: – Это все, что я могу сделать для тебя. Прости меня.

Ученый вышел из камеры и не глядя побрел по коридору, стискивая в кармане полный шприц с экспериментальным препаратом.

Ноги казались ватными, в висках гулко стучала кровь, рубашка неприятно липла к взмокшей спине.

Юноша дошел до кабинета, открыл дверь в маленькую каморку, служившую ему спальней, и без сил рухнул на кровать.

Ему хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, но с кем? Сейчас ученый с внезапной ясностью осознал, что у него нет друзей, которые поймут и не осудят. Стоит ему высказать хотя бы одну мысль из тех, что раскаленными углями ворочались в голове, на него мгновенно донесут.