Призраки прошлого (ЛП)

— Мило, — произношу в третий раз и в этом случае уверена, что не имею это в виду. Нет ничего милого в том, что я чувствую. — Ты опоздала уже на тридцать минут, мне нужно, чтобы ты приступила к работе.

Покраснев, Бетани бормочет извинения, но я ухожу, не слушая их. Нахожу тихое место в задней части склада, сажусь на коробку и опускаю голову, делая глубокие вдохи, чтобы облегчить беспорядок, творящийся внутри меня.

Делаю еще кое-что, прежде чем говорю Маркусу, что ухожу. Он смеется, махнув мне.

— Хорошо, ты даже и не должна была быть здесь.

Направляюсь в переднюю часть магазина, когда Бетани, наконец, встает за свою кассу.

— Я рада, что ты хорошо съездила, — говорю ей искренне. — Рада, что он тебя не разочаровал.

На этом ухожу.

Подъезжаю к дому отца и паркуюсь. Он на диване, обнимает мою почти спящую дочь, и я стону, когда понимаю, что они смотрят.

«Бризо: Прозрачный»

— Серьезно? Что случилось с субботними мультиками?

— Их не было, — говорит мой отец. — Но шел этот фильм, и она хотела посмотреть.

Первый фильм. Я видела его прежде. Невозможно пропустить, потому что в последние годы его показывают по кабельному на регулярной основе. Именно в нем он учится адаптироваться, болезнь провоцирует что-то в ДНК, что заставляет его исчезать. Он становится невидимым. Становится ветром. Зарабатывает свое прозвище, потому что он как легкий ветерок (прим.перев.Breezeo от слова Breez - ветер). Ты знаешь, что он рядом, можешь ощущать его на своей коже, но пока он сам не покажется, не увидишь, будешь смотреть сквозь него, будто его не существует. Знаю, звучит как безумная научно-фантастическая глупость, но это скорее история взросления, история любви. Она о самоотверженности, о жертвенности собственного счастья ради других, о том, чтобы быть рядом, даже когда они не знают этого.

— На кухонном столе твоя почта, — говорит папа, прежде чем я начну ворчать.

Направляясь на кухню, хватаю небольшую стопку конвертов. Они приходят сюда, потому что я не сменила адрес, переехав годы назад. Сортирую их, отбрасывая ненужные, и замираю, достигая последнего конверта. Он обычный. Я видела десятки таких. Но с каждым появлением такого конверта, колеблюсь, мой взгляд ищет обратный адрес, имя отправителя.

Каннингем через «Кэлдвелл Тэлентс».

Я не открываю конверт, хотя раньше делала это из любопытства. С каждым чеком суммы неуклонно растут.

— Ты обналичишь этот? — спрашивает отец, входя на кухню.

Перевожу взгляд на него, выбрасывая конверт в мусорку.

— Мне не нужны его деньги.

— Знаю, но тебе следует сохранить чеки и обналичить все разом. Обчисти его банковский счет. Затем отправляйся в закат на своем новом «Феррари».

— Я не хочу «Феррари».

— Я хочу, — спорит он. — Ты можешь купить его мне.

— Хорошая попытка, но ответ нет. Хотя могу попробовать сэкономить из своей следующей зарплаты и купить тебе игрушечную версию. Эй, на этой неделе у меня было достаточно сверхурочной работы, так что могу купить сразу две.

— Ты знаешь, что, если бы не выбросила этот чек, тебе бы не пришлось работать сверхурочно.

— Я не заинтересована в том, чтобы принять его отступные.

— Это не отступные.

— Именно так они и ощущаются, — спорю я. — Он даже не удосуживается отправить чек самостоятельно. Менеджер делает это. Это плата за молчание.

— Ох, окажи ему небольшую поблажку.

— Оказать ему поблажку? — смотрю на отца в неверии. — Он даже никогда не нравился тебе.

— Но он отец Мэдисон.

Я закатываю глаза. Вероятно, это очень по-детски, но если есть причина закатить глаза, то сейчас самый подходящий момент.

— Ага, кто-то должен сказать ему это.

— Он знает. Черт, перед тобой чек, как доказательство. И знаю, ты сейчас скажешь, что менеджер отправил его, но насколько помню, он появлялся пару раз, чтобы увидеться с ней.

— Пьяным, — отвечаю. — Он был пьян каждый раз. Несколько раз был под таким кайфом, что не уверена, что помнит свои визиты. Извини, но я не одобряю наркоманов, которые даже не прилагают усилия, чтобы излечиться. Я дам ему пару поблажек, когда даст мне на это основание.

Отец протяжно и драматично выдыхает, ничего не говоря мгновение, как будто размышляет, как перефразировать свои аргументы.

— Ты можешь обналичить его, если хочешь, — предлагаю, вытаскивая чек из мусорки и кладя на стол. — Мы перед тобой в большом долгу.

— Дело не в деньгах. Даже не в нем.

— Тогда в чем?

— Мэдисон взрослеет, а ты...

— Что я?

— Сдаешься, — говорит он. — И если ты потеряешь надежду, ну, мы будем поставлены в неудобное положение, так как не можем оба ненавидеть парня. Кто-то должен заботиться о ее интересах.

— Я не ненавижу его, — спорю. Мой желудок будто завязывается в узел снова. — Я просто... устала. Ей скоро исполнится шесть. И я задаюсь вопросом, не делаю ли хуже. Потому что не знать об отце шесть лет — это довольно долгое время.

— Вот почему нам нужна твоя мать, — утверждает он. — Она всегда была оптимисткой.

— Да, и что бы сказала мама?

Он показывает в сторону гостиной, где по телевизору все еще транслируется фильм.