Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но у меня нет и шанса. В секунду, как наши губы соединяются, Мэдисон кричит:
— Подождите! Еще нет! Не делайте того до конца!
— Что? — спрашиваю, когда она встает между нами и толкает меня в сторону двери.
— Полагаю, ты не должен целовать меня до конца свидания, — говорит Кеннеди.
Мэдисон открывает входную дверь, толкая меня наружу.
— Ты должен постучать.
— Эм, хорошо.
Прежде чем могу сказать что-то еще, она закрывает дверь перед носом, оставляя меня стоять на пороге.
Оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть, нет ли никого поблизости, прежде чем поднимаю руку, чтобы постучать, но дверь сама распахивается, и я вижу голову Мэдди.
— Найди цветы, — шипит она.
Дверь снова закрывается.
Даже через толстое дерево слышу, как Кеннеди смеется в квартире.
Цветы. Оглядываюсь вокруг — в окрестностях нет ни единого гребаного цветка, поэтому бегу к участку травы и срываю несколько одуванчиков.
Стучу.
Нет ответа.
Снова стучу.
— Кто это? — спрашивает Мэдди по ту сторону.
— Это я, — отвечаю. — Джонатан.
— Какой Джонатан?
Этот ребенок... Она пытается меня убить. Оглядываюсь вокруг, прежде чем сказать:
— Каннингем.
Дверь распахивается, и я вижу улыбающуюся Мэдисон, поэтому протягиваю ей охапку одуванчиков, оставляя себе только один.
— Мои любимые! — восклицает Мэдди, принимая их.
— Подумал, что они тебе понравятся, — говорю. — Они того же цвета, что и твое платье.
Подходит Кеннеди, и я протягиваю ей последний одуванчик. Она принимает его, стараясь не рассмеяться.
В кармане вибрирует телефон, оповещая о входящем сообщении из службы такси.
— Машина прибыла.
Простой черный таун-кар, ничего вычурного, тот же самый, что возил нас с Мэдди на фестиваль, и водитель тот же.
Усаживаемся в машину, чтобы добраться до Олбани. Никто не задает вопросов во время поездки, пока мы не прибываем, и машина останавливается у обочины. Солнце село, обеспечивая нас покровом темноты, поэтому я надеюсь, что в течение пары часов останусь незаметным.
— Кино, — говорит Кеннеди. — В парке.
— Не просто кино, — говорю ей, обнимая и притягивая к себе. — Возможно, самый лучший фильм о супергерое из всех снятых.
— Бризо! — радостно кричит Мэдисон.
Кеннеди останавливается.
— Нет.
— Ага, — отвечаю. — Сиквел.
— Скажи мне, что это шутка.
— Нет.
— Ты привел нас посмотреть фильм о тебе? Серьезно?
— Скажу в свою защиту, я никогда на самом деле не смотрел его, — признаюсь. — И я знал, что Мэдисон понравится, поэтому решил, что лучше посмотреть его с вами двумя.
Мэдисон радостно прыгает вокруг меня, в то время как Кеннеди смотрит, будто я безумец.
— Ты никогда не смотрел его?
— Не полностью, — говорю. — Черт, я едва помню съемки. Хотя говорят, что получилось неплохо, несмотря на...
Несмотря на то, что я был обдолбанным весь съемочный процесс, и нам повезло, что вообще получилось закончить.
— Я слышала, что картина достойная, — говорит Кеннеди.
Достойная. Из ее уст это звучит как победа.
Я не очень хорошо все спланировал. У меня есть покрывало, но надо купить хот-доги в ларьке, потому что какой пикник без еды? Мы садимся в парке подальше от основной массы людей, чтобы обеспечить себе приватность.
Играет музыкальная заставка. Да, у нас есть музыкальная заставка. Та же, что и у Человека-паука только с другими словами, слишком веселыми для сценария. Мэдисон танцует, подпевая, пока не начинается фильм.
Мэдди увлечена с первого момента. Я сижу на покрывале, вытянув ноги, голова Кеннеди покоится у меня на коленях. Смотрю фильм, рассеянно поглаживая ее волосы.
Через некоторое время опускаю взгляд и вижу, что она не смотрит на экран, а наблюдает за мной.
— Что не так?
— Ничего, — отвечает. — Просто странно.
Глажу рукой ее покрасневшую щеку.
— Находиться здесь со мной?
— Да, — признается. — Как раз, когда я начала сомневаться, что вообще тебя увижу.
— Ты не думала, что я продолжу появляться?
— Ох, конечно, но это не ты, — говорит Кеннеди. — Я знала, что тот парень продолжит возвращаться, и думала, что буду иметь с ним дело всю оставшуюся жизнь. Пьяный, под кайфом, несвязно мыслящий, но не думала, что увижу тебя снова, настоящего тебя, тем не менее, ты здесь. Я думала, ты навсегда и останешься им.
Кеннеди показывает на экран, а я понимаю, о чем она. Могу сказать, что там я пьян. Это больно.
— Я здесь, — говорю. — И никуда не собираюсь.
— Я хочу в это верить.
— Ты можешь.
Кеннеди улыбается, и я не уверен, верит ли она, но выглядит довольной в этот момент. Провожу большим пальцем по ее губам, и они приоткрываются. Мне так сильно хочется поцеловать ее прямо сейчас, но я знаю, что получу взбучку от своей дочери, если попытаюсь.
— Оооох, папочка! — говорит Мэдисон, переключая мое внимание на себя и застигая врасплох, когда оказывается рядом. Смеясь, Кеннеди садится, чтобы не попасть под раздачу, когда Мэдисон запрыгивает мне на спину и пытается закрыть мое лицо своими руками.
— Ты не должен был это делать!
— Что? — смеюсь. — Я ничего не делаю.
— Ты ее целуешь! — говорит малышка, при этом пытаясь накрыть мой рот своими ручками, но я игриво покусывая их, а она кричит: — Перестань, папочка!