Призраки русского замка

Бросс со своей стороны вызвал из департаментского суда переводчика русского языка, давно офранцузившегося и, судя по всему, обедневшего потомка когда-то знатных русских дворян г-на Петра Ильича Зубова. Минут пять русские дипломаты побеседовали со Степаном, а затем в их присутствии ему измерили рост, он сдал отпечатки пальцев, слепок с обуви и анализ крови. Со всем этим хозяйством Плаке ушел в комнату экспертов.

Бросс включил видеозапись, еще раз мысленно поблагодарив префекта округа, который помог ему оборудовать комиссариат по последнему слову техники. Он предъявил Степану монтерку и моток веревки, спросил его, знакомы ли ему эти вещи, и попросил объяснить, как они попали на баржу господина Боле. «А почем я знаю? – ответил Степан. – Вы еще мне якорь с этой баржи предъявите!» Бросс ответил, что его отпечатки пальцев нашли не на якоре, а на предъявленных ему предметах, обнаруженных следствием на барже, где в ночь с субботы на воскресенье было совершено убийство гражданина Великобритании господина Стивена Робинса.

Степан сам отвечать не стал. От его имени адвокат сказал, что указанные предметы Степану не принадлежат, но он только что вспомнил, что в субботу обнаружил похожие вещи лежавшими на земле, когда проходил мимо пристани, где стояла баржа Боле. На судне никого не было, и он решил, что лучше забросить эти вещи на борт, чтобы никто не унес. Так, возможно, и появились его отпечатки на них.

Плаке вернулся от экспертов и шепнул что-то на ухо Броссу. Тот предложил ему самому задать вопрос Степану.

– Господин Козырев, – сказал Плаке. – Монтерка, которую вы не признаете за свою, произведена в России, о чем свидетельствуют заводские клейма. Может быть, все-таки она принадлежит вам?

Адвокат запротестовал, сказав, что во Франции продаются русские машины, «Нива», например, и монтерка вполне могла принадлежать кому-то из французов.

– Вам не приходилось бывать на барже Жака Боле, господин Козырев? – спросил Бросс.

Степан с минуту соображал, что ответить, а затем молчаливо обратился за помощью к своим сопровождавшим. Его адвокат посоветовал ему не отвечать на этот вопрос, как не имеющий отношения к вопросу об убийстве.

– Это уже позвольте решать нам, господин адвокат, что имеет отношение к этому убийству, а что нет. Я повторяю свой вопрос, – сказал Бросс.

Адвокат принялся уточнять, о какой барже идет речь, где она стоит, как называется. Но Бросс прервал его:

– Господин Козырев стоял около этой баржи в 12 часов 30 минут в воскресенье с сумкой из магазина «Симпа». Я его там видел своими глазами.

– А, на этой-то барже… – сказал Степан. – Да, бывал. Я у ее хозяина рыбу брал.

– Не помните, когда вы там были в последний раз?

– Давно, – ответил Степан. – Месяца два назад.

– Отпечатки вашей обуви, однако, а также отпечатки ваших пальцев обнаружены в районе рубки баржи господина Боле. И отпечатки свежие. Что вы на это скажете? Предлагаю вам не вводить следствие в заблуждение, что только усугубит вашу вину, и рассказать, что вы знаете об убийстве г-на Робинса.

С этими словами Бросс положил перед Степаном увеличенную фотографию Робинса с паспорта.

– Я не знаю никакого Робинса, – ответил Степан.

– Вглядитесь внимательнее. Не признаете?

Бросс достал еще и фотографию мертвого Робинса, сделанную после его смерти, со следами пыток на лице и выжженной свастикой, и показал ее коменданту.

Степан среагировал на это мгновенно. Обращаясь к консулу-переводчику, которого он, видимо, считал старшим, Степан вдруг вскочил со стула и заорал что есть силы:

– Ну, вы, дипломаты! Что сидите-то? Он мне тут мокрое дело шьет, жмурика какого-то мне, блин, подсовывает, а вы будто воды в рот набрали! Да в гробу я все это видел!

– Успокойтесь, Козырев, сядьте! – тихо, но очень внушительно сказал молоденький консул. В его голосе зазвенел такой металл, что Степан как-то сразу осекся и рухнул на стул.

– Да я чего? Я ничего, – сказал он безнадежно.

– Он хотел сказать, – уточнил адвокат, – что на барже не был, убитого не знает, а отпечатки его пальцев если и оказались на барже, то, очевидно, случайно, во время одной из его встреч с владельцем баржи, у которого он брал рыбу, хотя он этого и не помнит.

– Ну да, я так и хотел сказать, – вылез было Степан, но тут же сник снова под ледяным взглядом консула.

Зубов, который с трудом переводил на французский далеко не всегда доступные ему обороты современного русского языка, искренне наслаждался драматургией этого триалога.

На прощание Бросс сказал, что пока Степана отпускает под подписку о невыезде, но им, видимо, придется еще встречаться не раз вплоть до полного выяснения его роли в печальных событиях, разыгравшихся в Манге. Русские среагировали на это спокойно: «Надо так надо», оставили свои визитные карточки с номером коммутатора посольства России в Париже и ушли вместе со Степаном.

13. Готье берет след