Призраки солнечного юга

Он и не думал. Покряхтывая, человек (в этом я уже не сомневалась) привстал на колени. Вблизи серое облако оказался матерчатым мешком, сшитым на манер плащ-палатки. Причем, капюшон был необычным — на отверстие впереди была нашита непрозрачная сетка, типа москитной. При малейшем движении она колыхалась, что создавало устрашающий эффект. Дополняли картину затемненные очки, просвечивающие через сетку. Именно они показались мне черными провалами глаз. Н-да! Принять это чучело за призрака могли только такие слепухи, как мы с Гулей.

— Сетка-то зачем? — спросила я, отодвигая ее от лица неизвестного.

— Чтобы осы не кусали. Их тут полно, — ответил неизвестный, явив мне свое лицо.

Это был Эдик! Закадычный друг Вано и мечта Валентины!

— Эдик! — ахнула я. — Как же так…

— Ты чуть меня не убила, — пробурчал лже-призрак. — Сначала полоумную на меня натравила, потом графином запустила, а теперь еще и по башке долбанула. Хулиганка!

— Я не нарочно, — извиняющимся тоном проговорила я.

— Так я тебе и поверил.

— Эдик, ты вор что ли?

— Чего? — удивленно заморгал он, снимая очки.

— Я говорю, ты вор?

— Я не вор, — обиделся он. — Я журналист.

— Кто-кто?

— А ты думаешь, армяне только мандаринами могут торговать? — насупился он. — Я, между прочим, МГУ закончил. В центральной Сочинской газете работаю…

— А это все зачем? — спросила я, указывая на его маскарадный костюм.

— Для конспирации. — Он придвинулся ко мне и горячо зашептал. — Я веду журналистское расследование, понимаешь?

— Понимаю. А какое?

— Ты разве не догадываешься?

— Догадываюсь, но хочу уточнить. — Я тоже перешла на шепот. — Ты думаешь, что две женщины, которые погибли за последнюю неделю…

— Я думаю, их убили!

— Я тоже так думаю.

— Вот видишь, а милиция считает, что дело надо побыстрее закрыть. Им ведь лишний глухарь не нужен… — Эдик нахмурился. — Ментов, конечно, тоже можно понять. На них давят. Расследование путью вести не дают, типа, нельзя травмировать отдыхающих…

— И ты решил сам докопаться до сути?

— Решил, — вздохнул он, — только ничего пока не получается.

— А по лестнице зачем шастал?

— Видишь ли… Я думаю, что убийца скрылся с места преступления именно по ней.

— По ней, — подтвердила я.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво покосился на меня Эдик.

Я горько вздохнула и выложила ему все, что знаю.

Эдик слушал очень внимательно, не забывая по ходу повествования задавать наводящие вопросы. Когда мой рассказ подошел к концу, он удовлетворенно крякнул и проговорил:

— Молодец, что рассказала! Теперь многое проясняется.

— Правда? — очень удивилась я. — А можно узнать, что именно?

— Появился мотив! — глубокомысленно изрек он.

— Ты меня, конечно, извини, но я не поняла, откуда он появился…

— Убийца — женщина, так? Жертвы тоже, так? — Я кивнула. — И что из этого следует?

— Что? — тупо спросила я.

— Ревность — вот мотив! — воскликнул Эдик. — Представь, три женщины влюбляются в одного мужчину. Причем, все три эмоционально неустойчивые, то есть нервные. Покойницы ведь именно нервы лечили?

— Покойницы-то нервы, но с чего ты взял, что убийца из той же компании?

— Поверь моему журналистскому чутью, она из той же компании, — туманно ответил он. — И вот эти три психопатки втрескались в одного мужика. А мужик, предположим, отдал предпочтение первой покойнице…

— Лене.

— Лене, — кивнул головой Эдик. — Две другие расстроились. Только одна смирилась, а вторая, самая безбашенная, нет. И, пострадав от зависти, решила устранить соперницу.

— А вторая влюбленная, значит, Катя? — уточнила я. — Ее твоя безбашенная тоже устранила?

— Вот именно! — возликовал душка-журналист.

— Глупость какая! — возмутилась я.

— Почему глупость? — сник Эдик. — По-моему очень правдоподобно. Как говорят, ищи, кому выгодно…

— Во-первых, Лена, если с кем и встречалась, так это с пропавшим Галичем, а Галич пропал за два дня до смерти Кати. И зачем, спрашивается, убивать Катю, если объект твоей любви сгинул. Не логично!

— А во-вторых?

— А во-вторых, ни в кого Катя влюблена не была, и ни с кем не встречалась… По крайней мере, я ее ни с кем не видела…

— Мало ли что! Она, может, с кем-то тайно встречалась…

— Зачем?

— Может, связь была постыдной?

— Со школьником что ли?

— Или с женщиной! — включил свое богатое журналистское воображение Эдик.

— Эка, куда тебя занесло! Сначала говоришь, что Катя с убийцей мужика не поделила, теперь ты ее к сексуальным меньшинствам причислил, которые, к слову, ничего постыдного в своей ориентации не видят…

— Просто я рассматриваю все варианты, — буркнул он.

— Ради бога! Только давай без этих твоих журналистских фантазий…

— Хорошо, тогда твоя версия.

— Еще два часа назад я думала так же, как и ты…

— Так ты тоже посчитала Катю лесбиянкой!

Я закатила глаза, по истине представители второй древнейшей профессии озабочены сексом так же, как и представители первой.

— Я посчитала Катю жертвой какой-нибудь полоумной бабы. Я подумала, что Катя могла что-то, или кого-то, не поделить с другой женщиной, ввязаться с ней в драку и нечаянно свалиться…