Призраки Сумеречного базара. Книга первая

Анна заметила, что многие рассматривали ее мужскую одежду и одобрительно кивали. Джентльмены явно получали удовольствие от этого зрелища, леди любовались… или смотрели с неподдельным интересом. Некоторые открыто пожирали Анну глазами, их взгляды скользили по округлостям ее фигуры, скрытым и одновременно подчеркнутым хорошо подогнанным костюмом. Словно бы сбросив женское платье, она вместе с ним сбросила и ожидаемую от нее обществом женскую скромность и теперь могла насладиться тем, что ею восхищаются, ее желают. Душа Анны воспарила, окрыленная невиданной раньше уверенностью в себе: Анна ощущала себя изумительным, прекрасным созданием – ни джентльменом, ни леди. Джентльледи, подумала она и подмигнула единственному, кого здесь узнала: верфольфу Вулси Скотту, главе «Praetor Lupus». На нем был бутылочно-зеленый смокинг; он сидел, окруженный толпой завороженных простецов и дымил кальяном.

– …конечно, – говорил он, – им пришлось нелегко – шутка ли, втиснуть мою ванну в один из этих их древодомов, но я едва ли согласился бы бросить ее. Ванну нужно всегда брать с собой.

– Вон там некто… Как-бишь-его Йейтс, – сказал Мэтью, показывая на высокого мужчину в очках. – Последний раз, когда я здесь был, он читал свое новое произведение.

– И это было восхитительно, – сообщил голос.

Неподалеку от них сидела женщина – чародейка с совершенно поразительной внешностью. Ее чешуйчатая змеиная кожа была серебряной и почти опалесцировала. Длинные зеленые волосы падали на плечи, в них мерцала тончайшая золотая сетка. Алое платье облегало тело. Она изящно кивнула Мэтью и Анне.

– Все ли лондонские Сумеречные охотники так красивы как вы? – у нее был немецкий акцент.

– Нет, – бесхитростно ответила Анна.

– Определенно нет, – поддакнул Мэтью.

Чародейка улыбнулась.

– Ваши лондонские Охотники интереснее наших, – сказала она. – Наши слишком уж нудные. Ваши – красивы и забавны.

Кто-то что-то проворчал в ответ на это, но остальные слушатели одобрительно расхохотались.

– Садитесь и присоединяйтесь к нам, – сказала женщина. – Я – Леопольда Штайн.

Вокруг нее толклись в основном раболепствующие простецы – как и вокруг Вулси Скотта. На одном была черная мантия, испещренная символами, которых Анна не узнала. Они с Мэтью опустились на ковер – на кучу подушек с кистями, служившую диваном. На сидящей рядом леди был золотой тюрбан из шарфа, заколотого сапфиром.

– Вы двое – из Избранных? – спросила она у новоприбывших.

– Разумеется, – ответил Мэтью.

– А. Я так и решила – по тому, как Леопольда на вас отреагировала. Она великолепна, не правда ли? Она из Вены и знает абсолютно всех: Фрейда, Малера, Климта, Шиле…

– Изумительно, – прокомментировал Мэтью.

Он, возможно, и правда думал, что это изумительно – Мэтью вообще обожал искусство и артистов.

– Она приехала нам помогать, – продолжала леди. – У нас здесь столько проблем. В Лондоне ведь даже не признали Кроули! Ему пришлось ехать в парижский храм Ахатор, чтобы получить степень Младшего адепта, – уверена, вы об этом слышали.

– В тот же миг, как это случилось, – соврал Мэтью.

Анна прикусила губу и опустила глаза, чтобы не засмеяться. Простецы имеют самые фантастические представления о том, как работает магия, – это всегда так забавно! Леопольда тем временем милостиво улыбалась слушателям, словно они были дети – милые, но слегка тупые.

– Я была Адептом храма Исиды-Урании, – продолжала она, – и, могу вас заверить, была непреклонна в том…

Ее речь была прервана неким джентльменом, который встал в середине комнаты и поднял бокал с чем-то зеленым.

– Друзья мои! – провозгласил он. – Я требую, чтобы мы все вспомянули Оскара. Поднимите ваши бокалы!

Поднялся ропот согласия, а вместе с ним и бокалы. Оратор принялся декламировать «Балладу Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда. Анну до глубины души поразила одна из строф:

Кто слишком преданно любил,
Кто быстро разлюбил,
Кто покупал, кто продавал,
Кто лгал, кто слезы лил,
Но ведь не каждый принял смерть
За то, что он убил

[16].

Она не очень поняла смысл, но дух стихотворения запал ей в сердце. На Мэтью оно произвело даже еще большее впечатление – он как-то весь обмяк.

– Что за поганый мир, в котором человеку вроде Уайльда дают умереть, – пробормотал он.

В голосе его была жесткость – новая и немного пугающая.

– Звучит немного жутко, – заметила Анна.

– Так и есть, – ответил он. – Наш величайший поэт умер в нищете и безвестности, причем не так давно. Они бросили его за решетку за то, что он любил другого мужчину. Я думаю, любовь не может ошибаться.

– Не может, – согласилась Анна.

Она всегда знала, что любит женщин так, как полагается любить мужчин. Женщин она находила прекрасными и желанными, тогда как мужчины были друзья, собратья по оружию, но ничего более. Она никогда не пыталась делать вид, что это не так, и все ее близкие друзья принимали в ней это.