Призраки Сумеречного базара. Книга вторая

Он качает головой, говорит нет, нельзя, невозможно, он не может растить Кристофера один, не может отпустить ее, зная, что они никогда больше не увидятся, не может оставить в такой опасности одну, без него, не хочет, не станет, нет…

– У меня есть цапля, – напоминает она ему. – Есть способ позвать на помощь, если она действительно понадобится.

– Ты сможешь позвать – но не меня! – говорит он.

Он ненавидит эту подвеску, всегда ненавидел, даже до того, как ее запятнали Охотничьи чары. Он даже продать ее пытался, не сказав ей ни слова, потому что знал: проклятое наследие принесет одни только муки. Она простила его. Она всегда прощала.

– Что если тебе буду нужен я?

Она знает, что сама идея обратиться за помощью к другому, к незнакомцу, ему ненавистна. Он не понимает, что причина, заставляющая ее действовать именно так, очень проста – жизнь незнакомца для нее ничего не значит. Она весь мир готова спалить, лишь бы Джек и Кристофер оставались в безопасности!

– Больше всего мне нужно, чтобы он был жив.

Весь мир считает Джека (под этим именем она знала его, когда влюбилась в него, и до сих пор так о нем и думает) жуликом. Подлым, продажным, не заслуживающим доверия, неспособным любить. Но Розмари знает… Большинство людей транжирят привязанность и заботу, разбрасываются ими без оглядки, а Джонатан во всем мире любил только двоих: жену и сына.

Она даже иногда жалела, что в этот список он не включил себя самого. Она бы меньше беспокоилась за него, если бы знала, что он сам хоть немного беспокоится о себе.

– Хорошо, но что если мы победим? – спрашивает он.

– О чем ты говоришь?

– Предположим, ты победишь фейри и убедишь Сумеречных охотников, что не нужна им. Что если все наконец перестанут искать вас с Кристофером, и мы сможем опять быть вместе? Как ты нас найдешь?

Она тогда расхохоталась сквозь слезы отчаяния. Ему всегда удавалось рассмешить ее. Правда, на сей раз он не понял, над чем она смеется.

– Такого никогда не будет, – мягко сказала она. – Даже надеяться не стоит.

– Тогда пойдем в Конклав, все втроем! Отдадим себя на их милость, попросим защиты. Ты же знаешь, они ее тебе предоставят!

Ее смех мгновенно смолк. Сумеречные охотники не знают ни жалости, ни милосердия – кому это знать, как не ей? Она сжала руки так, что стало больно. Все-таки она была очень сильной.