Как бы там ни было, последние несколько месяцев ознаменовались переменами – большими и внушающими тревогу, и призрачное возвращение Ливви из мертвых было далеко не самой большой и уж точно не самой тревожной из них. Когорта и все, кто ее поддерживал, теперь были заперты в Идрисе, а сторонники Конклава рассеялись по всему миру. Никто больше не войдет в Идрис, никто не выйдет из него.
– Как думаешь, чем они там питаются? – спросил Тай у Ливви.
– Надеюсь, что друг другом, – оптимистично отозвалась она. – Ну, или кабачками. Кучами кабачков.
Она была совершенно уверена, что никто в здравом рассудке не может любить кабачки.
Но и Схоломант тоже изменился. Когда-то здесь готовили центурионов: Ливви слышала, как центурионы, нагрянувшие в Лос-Анджелесский Институт, говорили об этом месте. Здесь вербовали будущих членов Когорты – и это было ужасно. Теперь все симпатизирующие ей сидели в Идрисе, и большой потерей для человечества это, насколько могла судить Ливви, не стало. Все, кого она встречала из Когорты, были либо задиры, либо фанатики, либо узколобые лизоблюды. Кабачки мира Охотников. Кто будет по таким скучать? Настоящая проблема не в том, что они ушли… а в том, что они ушли
Некоторые из наставников Схоломанта отправились в Идрис вместе с центурионами, и теперь тут всем заправляла Джиа Пенхаллоу, бывший Консул. Она сложила с себя консульские обязанности, чтобы отдохнуть и прийти в себя, но когда пошла на поправку, начала искать какое-нибудь занятие. Ее муж Патрик тоже был с ней, и Рагнор Фелл – в качестве преподавателя и наставника. Часто наведывалась сюда и Катарина Лосс. Она много времени проводила в новой Академии, на ферме Люка Гэрроуэя к северу от Нью-Йорка, но то и дело заезжала в Схоломант – пополнить запасы лекарств или вылечить какую-нибудь редкую болезнь магического происхождения.
Были и другие перемены. Кит уехал жить к Джему и Тессе, а Хелен с Алиной укрылись в Лос-Анджелесском Институте. Всем своим призрачным сердцем Ливви желала, чтобы они с Таем тоже остались в Лос-Анджелесе, но брат был тверд: отъезд в Схоломант станет наказанием за его великое преступление (а именно – за попытку вернуть Ливви с того света). Не слишком-то лестно, рассуждала она, быть альбатросом-привидением, висящим у Тая на шее, – но лучше уж альбатрос-привидение, чем просто мертвая сестра[27]
.–
Голос его звучал отстраненно, словно издалека. Вряд ли он сейчас говорит о Схоломанте, решила Ливви.
– Я видела следы животных вокруг Диммет-тарна. Озеро сейчас не все покрыто льдом. Я слышала, студенты говорят, что этот год самый теплый за все время. Можешь представить
– Скорее всего, карпатские рыси, – предположил Тай. – Говорят, они водятся в этих местах.
– Как и я, – сказала Ливви, но Тай не засмеялся над ее шуткой.
– Тебя не было почти три часа, – сказал он. – У меня все записано. Ощущение было такое, словно часть меня уснула. И в конечностях колет.
– У меня то же самое, – согласилась Ливви. – Как будто между нами растягивается резиновая лента.
На прошлой неделе в свободное от уроков время они провели несколько экспериментов: Ливви удалялась все дальше и дальше от Тая, параллельно увеличивая и время отсутствия. Озеро Диммет находилось сразу за Схоломантом, меньше чем в четверти мили от комнаты Тая, но уходить еще дальше Ливви не рискнула. Она парила над поверхностью воды так долго, что незыблемый черный покой внизу едва ее не загипнотизировал. В озере отражались голые деревья на берегу, но, сколько бы она ни приближала лицо к гладкой чернильной поверхности воды, себя Ливви все равно не видела. Видела собственную руку, но не отражение руки, и чувствовала себя из-за этого очень странно. Так что она решила любоваться водой и попробовала отпустить все свои тревоги и несчастья. Единственное, что имело значение, был Тай.
Через некоторое время она оторвалась от созерцания Диммета и вернулась к нему.
– Хотела бы я увидеть карпатскую рысь, – сказала она.
– Это исчезающий вид, – заметил Тай. – И они не любят показываться на глаза.