Небо над городом постепенно хмурилось. Начинал капать дождь. Алексей, сидя на чердаке одной из многоэтажек, наблюдал сквозь сетку прицела за входом в ресторан “Карибский полуостров”. Посетители то и дело входили и выходили оттуда, но майор ждал лишь одного человека – генерал-полковника Расторгуева. Верховицкий не один месяц наблюдал за ним, записывая каждый его шаг, каждое действие. Пока наконец не собрал на Расторгуева большой компромат. Торговля оружием, связи с крупными криминальными авторитетами, многочисленные заграничные счета – и это была лишь малая часть спрятанного в рукаве у нечестного офицера. Именно Расторгуев был главой преступной группы, в которой состояли Филатов и Романов. Генерал-полковник был больше всех виноват в провальной операции, смерти оперативников и жены Алексея.
– Теперь-то ты не уйдёшь, – сказал Верховицкий, наблюдая за тем, как Расторгуев идёт к своей машине. – Ни один бронежилет, ни один охранник не спасёт тебя.
Алексей снял оружие с предохранителя, взвёл затвор и собрался было выстрелить, но вдруг остановился и достал из переднего кармана куртки фотографию Алёны. Вот она, смотрит на него. Молодая, красивая, но, увы, уже мёртвая. Никогда больше Алексей не услышит её голоса, не сможет обнять её. Больше они не будут гулять по осеннему парку, взявшись за руки. Всё это осталось в прошлом.
Верховицкий вздохнул, улыбнулся фотографии и хотел было выстрелить, но вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной.
– Ты арестован, – сказал чей-то до боли знакомый голос. – Положи оружие и подними руки.
Алексей медленно вернул винтовку на место, поднял руки и начал поворачиваться к говорящему. Это был Прутов. Он стоял, держа Алексея на прицеле.
– Алексей Верховицкий, – проговорил Даниил, пытаясь унять дрожь в голосе, – вы обвиняетесь в убийстве трёх лиц и покушении на убийство. Прошу не оказывать сопротивление и сдаться сотрудникам уголовного розыска.
Алексей молча выслушал его, а затем молча протянул ему руки. Подошедший оперативник одел на Верховицкого наручники, а затем увёл его с чердака. Даниил постоял ещё минут пять, а затем поднял с пола фотографию, взял винтовку за цевьё и тоже направился к выходу.
Через сорок минут Алексей уже сидел в допросной, прикованный наручниками к столу. Напротив него сидел Прутов и писал протокол. Оба молчали. В воздухе висело напряжение, которое создавало между товарищами некую невидимую преграду. Наконец Даниил перестал писать, положил ручку и посмотрел на Алексея.
– Зачем? Объясни, зачем ты это делал? – спросил он товарища, но тот молчал. – Ты же понимаешь, что мне тебя не вытащить? Ты закопал себя сам!
– Тебе меня не понять! – резко ответил Алексей, посмотрев на Прутова. – Тебе никогда не осознать боль моей потери. Ты никогда не узнаешь, как я мучился и не спал ночами!
– Может, и не узнаю, – согласился Даниил. – Но зачем нужно было убивать? Мы могли бы и так всё выяснить. Они получили бы по заслугам.
– Всё шутить думаешь?! – недовольно сказал ему Алексей. – Ты забыл, какие у них были связи? Ничего бы им не было! И нас с тобой могли бы завалить за это. Но теперь бояться нечего. Знай же, друг мой, что я никогда не раскаюсь в содеянном. Теперь я спокоен.
– Ну что же… – медленно проговорил Даниил, вставая. – Ты сам выбрал этот путь. Прощай!
Прутов направился к выходу из допросной, но вдруг резко остановился.
– Прощай навсегда, друг! – и он вышел, не оглядываясь.
Спустя месяц суд приговорил Алексея Верховицкого к двадцати годам лишения свободы.
***
Через четыре года после начала отбывания наказания Верховицкий умер от воспаления лёгких. При обыске в его одиночной камере нашли записку, на которой были написаны эти строки:
«
Эпилог
С момента закрытия дела о “Неуловимом Призраке” минуло без малого десять лет. Многие следователи, которые вели это дело, уже давно ушли из органов. В том числе и Даниил. Теперь каждый год ранней весною он посещал могилу Верховицкого. Часами сидел Прутов у памятника и разговаривал с ним. Вспоминал годы службы, товарищей и время, проведённое с Алексеем. Затем возлагал цветы, прощался и уходил на целый год.