Призраки в горах

Олег снова почувствовал нарастающие волны дурноты, опустил взгляд и увидел свою густо намокшую от крови штанину. Перед глазами все пошло кругом. Головокружение делало его невесомым, поднимало и уносило куда-то вверх, в сторону. Горы подвинулись, уступая место пустоте и неизвестности.

Понимая, что рискует впасть в беспамятство, Олег крепче сжал руками автомат, до боли впиваясь пальцами в приклад. Следовало бы потуже затянуть ногу, иначе в вертикальном положении увеличится потеря крови. Но ребята были заняты перевязкой Курчиненко. Надо ждать.

«Ну ничего, ничего, – думал Олег, сдерживая приступы тошноты и сильную жажду. – Сейчас они закончат, и я их попрошу перетянуть ногу потуже».

– Мама! Вареников!.. Хочу вареников! – бредил Роман. – Только не с картоплею, а с творогом… С творогом вареников, мамочка! И сметаны мисочку, мама-а…

Едва Волков и Стефанакис закончили перевязку Курчиненко, как внизу снова загремели выстрелы, началась еще одна атака. Вернее, это была не атака, а попытка прорыва. Поль и Анатолий бросились к своим боевым позициям, и Олег понял, что с ногой все останется по-прежнему. Он физически ощущал, как кровь медленно сочится по его телу.

Переведя взгляд с затихшего Романа, зажавшего руками туго забинтованный живот, Олег взял автомат и вдруг заметил далеко за арчой пригнувшиеся фигуры.

Застрочил пулемет Волкова.

– Поль! – позвал Бестужев и не услышал собственного голоса. Потом рывком перебросил оружие на противоположный гребень окопа и несколькими скупыми очередями заставил душманов в тылу залечь. Бой был внизу, бой добрался и сюда, наверх. Неужели конец?

Автомат как живой дергался в его руках, не давая душманам поднять головы. Время от времени Стефанакис менял позицию и поддерживал Олега.

Бестужев все стрелял и стрелял, меняя рожки, хотя в глазах его уже начинал стлаться розовый туман, а уши заложило, словно ватой. И тут тихо, но явственно, откуда-то издалека донесся знакомый, еле различимый мерный стрекот. Он слабо прорывался сквозь грохот выстрелов, сквозь шум в ушах. Олег напрягался изо всех сил, стараясь окончательно не впасть в забытье и боясь, что ему лишь мерещится шум вертолетных лопастей. Но в это время Стефанакис радостно завопил:

– Ребята! Наши летят!

До боли знакомый рокот винтокрылых машин звучал все отчетливее, все сильнее…

Глава пятая

1

Олег на короткие минуты приходил в себя. Но снова впадал в беспамятство и бредил. В голове стоял сплошной туман. Он лежал на спине, тревожно прислушиваясь к самому себе, к стуку собственного сердца, и чувствовал, что ему не хватает воздуха, словно он нырнул глубоко-глубоко и оттуда, из темной глубины, отчаянно работая руками и ногами, устремился вверх, на поверхность, но силы кончаются и ему никак не удается вынырнуть. Хотя бы кто-нибудь заметил, обратил внимание на его отчаянное положение… Но никого поблизости не было, никто не приходил к нему на помощь, и он в страшном одиноком отчаянии кричал…

Но никакого крика не получилось. Олег издал только слабый, еле слышный стон, долгий и протяжный. А первая же попытка пошевелиться вызвала обвальную волну тупой боли, которая быстро растекалась по всему телу, захлестывая под себя все другие чувства и ощущения. Боль обжигала, давила, мутила сознание горячим туманом. От ее острой и нудной безысходности раскалывался затылок. Теперь уже Олегу казалось, что он медленно плывет по голубому туману, изредка проваливаясь в ямы и омуты, и опять выплывает, выныривает на поверхность, такой невесомый и бестелесный, словно он давно превратился в какое-то существо, похожее на крупную бесформенную медузу, прибитую волнами к берегу… И он явственно чувствовал, как волны выталкивают его на песок, а оттуда скатывался с пенною водою обратно в полосу прибоя и там его снова подхватывала очередная волна, поднимала и с шумом швыряла вниз, на берег, больно ударяя его боками о мокрые камни и слежавшийся песок. И эта пытка продолжалась бесконечно, поскольку у него не было сил, чтобы зацепиться за что-нибудь, остаться на берегу или же вырваться из полосы прибоя, отплыть дальше в море от того места, где волны встают на дыбы, как потерявшие управление кони, грудью обрушиваются на берег. Сознание своего бессилия и безволия болью пронизывало его с ног до головы. И Олег, тяжело хватая ртом воздух, снова проваливался в голубую клубящуюся бездну…

2

На исходе были третьи сутки, как сержант Бестужев находился в полевом госпитале. Третьи сутки врачи прилагали все усилия, чтобы вернуть его в строй, активно помогая его молодому организму бороться за выживание.