Призраки в солнечном свете. Портреты и наблюдения

МЭРИЛИН (кусая ноготь большого пальца, и так уже сгрызенный до мяса). Правда? Понимаешь, так нервничаю. Где уборная? Я бы забежала на минутку…

Т. К. И закинула бы таблетку? Нет! Тсс. Это голос Сирила Ритчарда – начал надгробную речь.

(На цыпочках мы вошли в битком набитую часовню и втиснулись на заднюю скамью. Сирил Ритчард закончил, за ним произнесла прощальное слово Кэтлин Насбитт, коллега мисс Коллиер с самых ранних лет, и, наконец, Брайан Ахерн[195]. Моя соседка то и дело снимала очки, чтобы вытереть слезы, лившиеся из серо-голубых глаз. Мне случалось видеть ее без грима, но сегодня она являла собой непривычное зрелище: такой я ее не видел – и сперва не мог понять, в чем дело. А! Все из-за этого платка. Без локонов, без косметики она выглядела на двенадцать лет – созревающая девочка, только что принятая в сиротский дом и подавленная горем. Наконец церемония закончилась и люди стали расходиться.)

МЭРИЛИН. Давай посидим. Подождем, когда все уйдут.

Т. К. Зачем?

МЭРИЛИН. Не хочу ни с кем разговаривать. Никогда не знаю, что сказать.

Т. К. Тогда посиди, а я подожду снаружи. Хочется курить.

МЭРИЛИН. Ты не бросишь меня одну. Господи, кури здесь.

Т. К. Здесь? В церкви?

МЭРИЛИН. А что? Что у тебя там? Косяк?

Т. К. Очень остроумно. Пойдем же, давай.

МЭРИЛИН. Прошу тебя. Внизу полно фотографов. Я совсем не хочу, чтоб меня снимали в таком виде.

Т. К. Понимаю тебя.

МЭРИЛИН. Ты же сказал, я хорошо выгляжу.

Т. К. Так и есть. Идеально – если бы играла невесту Франкенштейна.

МЭРИЛИН. Теперь ты надо мной смеешься.

Т. К. Разве похоже, что я смеюсь?

МЭРИЛИН. Внутренним смехом. Это самый плохой смех. (Хмурясь, кусая ноготь.) Вообще-то, могла бы накраситься. Я вижу, все пришли накрашенные.

Т. К. Я, например. В штукатурке.

МЭРИЛИН. Нет, серьезно. Всё из-за волос. Пора покрасить. А времени не было. Это так неожиданно. Смерть мисс Коллиер и остальное. Видишь?

(Она приподняла платок и показала волосы, темные у корней.)

Т. К. А я-то, наивный. Всегда думал, что ты настоящая блондинка.

МЭРИЛИН. Блондинка. Но природных таких вообще не бывает. И, между прочим, пошел к черту.

Т. К. Ладно, все разошлись. Поднимайся, поднимайся.

МЭРИЛИН. Фотографы еще внизу. Я точно знаю.

Т. К. Раз не узнали тебя, когда пришла, не узнают и на выходе.

МЭРИЛИН. Один узнал. Но я юркнула в дверь раньше, чем он заорал.

Т. К. Уверен, тут есть черный ход. Можно через него.

МЭРИЛИН. Не хочу видеть трупы.

Т. К. Откуда?

МЭРИЛИН. Это ритуальный зал. Где-то же их держат. Только этого мне сегодня не хватало – ходить по комнатам, полным трупов. Потерпи. Потом пойдем куда-нибудь и угощу тебя шампанским.

(Так что мы продолжали сидеть и разговаривать. Она сказала: «Ненавижу похороны. Слава богу, что не придется идти на свои. Только я не хочу никаких похорон. Хочу, чтобы мои дети развеяли прах над морем – если они у меня будут. И сегодня бы не пришла, но мисс Коллиер заботилась обо мне, о моем благополучии, она была мне как бабушка, старая строгая бабушка, и столькому меня научила. Научила меня дышать. Это мне очень помогло, и не только в актерстве. Бывает такое время, когда и дышать трудно. А когда я услышала об этом – что мисс Коллиер умерла, первой мыслью было: господи, как же теперь Филлис?! Вся ее жизнь была в мисс Коллиер. Но я слышала, теперь она будет жить с мисс Хепбёрн. Счастливая: ей будет интересно. Я поменялась бы с ней хоть сейчас. Мисс Хепбёрн – потрясающая женщина, без дураков. Я хотела бы с ней дружить. Чтобы иногда позвонить ей… ну, не знаю, просто позвонить».

Мы поговорили о том, как любим Нью-Йорк и не переносим Лос-Анджелес («Хотя я и родилась там, не могу сказать о нем ничего хорошего. Стоит мне закрыть глаза и представить себе Лос-Анджелес, я вижу только одну большую варикозную вену»); поговорили об актерах и актерской игре («Все говорят, что я не могу играть. То же самое говорили об Элизабет Тейлор. И неправильно. Она замечательно сыграла в „Месте под солнцем". Мне никогда не достанется хорошая роль, такая, какой мне действительно хочется. Внешность мешает. Слишком специфическая»); еще немного поговорили об Элизабет Тейлор – Мэрилин поинтересовалась, знаю ли я ее, я ответил: да, и она спросила: ну и какая она, какая на самом деле, а я сказал: чем-то похожа на тебя, что у нее на уме, то и на языке, а язычок соленый; и Мэрилин сказала: пошел к черту, сказала: ну а если бы тебя спросили, какая Мэрилин, какая на самом деле, – что бы ты ответил, – и я сказал, что должен подумать.)

Т. К. Ну, может, уберемся наконец отсюда? Ты обещала мне шампанское, помнишь?

МЭРИЛИН. Помню. Но я без денег.

Т. К. Ты всегда опаздываешь и всегда без денег. Случайно, не воображаешь ты себя королевой Елизаветой?

МЭРИЛИН. Кем?

Т. К. Королевой Елизаветой. Английской королевой.

МЭРИЛИН (нахмурясь). При чем тут эта мымра?

Т. К. Королева Елизавета тоже никогда не носит с собой деньги. Ей не позволено. Презренный металл не смеет запачкать августейшую руку. Это у них закон или что-то вроде.

МЭРИЛИН. Хорошо бы, и для меня приняли такой закон.

Т. К. Продолжай в том же духе – и примут.