Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Со смертью великих энциклопедистов в культурной жизни Франции возникает вакуум, который не в состоянии восполнить поколение, пришедшее им на смену. Д’Аламбера на посту секретаря Академии сменил очень старательный и разносторонний, но не хватающий с неба звезд литературный критик Мармонтель. Величайшим лириком считался аббат Делиль — вероятно, потому, что, с общепринятой точки зрения, вел себя, как подобает истинному поэту: рассеянно витал в эмпиреях, то и дело приземляясь у ног хорошеньких женщин в поисках счастья. Его главным соперником являлся поэт, драматург и критик Лагарп, человек крайне консервативных взглядов, слепо следовавший традициям французской классической литературы и требовавший от своих современников строгого соблюдения устаревших канонов.

Лагарп в свое время был гувернером великого князя Павла Петровича. Впоследствии, когда Павел Петрович приезжал в Париж, бывший гувернер наносил ему бесконечные визиты, желая, по-видимому, проверить, какие плоды принесло его воспитание. И в конце концов выступил в печати с таким заявлением: «Я дважды беседовал с ним об искусстве управления государством и должен сказать, вполне удовлетворен высказанными им суждениями». (Для удовлетворения, впрочем, не было особых причин: вскоре великий князь взошел на российский престол под именем Павла I и, выказав крайнюю ограниченность в сочетании с солдафонскими замашками, довольно быстро вызвал в народе ненависть к своей персоне.)

Суровый критик был абсолютно нетерпим к критике в свой собственный адрес. Когда в прессе появилась разгромная рецензия на его новую пьесу «Мелани», Лагарп направил заявление министру юстиции, требуя запретить газетам писать о только что поставленных пьесах, дабы они загодя не навязывали публике своего мнения. Эта мечта всех драматургов до сих пор не воплотилась в жизнь.

Лагарп не отличался особым талантом, но он был типичным сыном своей эпохи. В те годы во Франции жил только один великий поэт, но писал он совсем не в духе времени, а посему и прозябал в безвестности. Мы имеем в виду Андре Шенье, вскоре погибшего в тридцатидвухлетнем возрасте от руки революционного палача. Он намного опередил поэтов своей эпохи, став прямым предшественником Бодлера и Верлена, и его свежий голос, долетевший до наших дней, и поныне звучит гораздо отчетливее многих других голосов. Мы не можем удержаться, чтобы не привести несколько строчек из его аллегорической поэмы о королеве. Речь тут, по-видимому, идет о Марии Антуанетте, так что это не является отступлением от предмета нашего повествования:

Мать легких грез и прихоти бесплодной;
Над ней полет фантазии свободной.
Нет у богини спутника иного.
Мерцающий полет обманчивого слова
Ласкает стены призрачного крова.

Безумье оживят в чертогах души.

Иди и пой, молчи, смотри и слушай
И смейся, королева, — в том мерцанье
Потоком искр отражены мечтанья.

Поскольку отечественная литература переживала кризис и надо было чем-то заполнить образовавшуюся пустоту, не оставалось ничего другого, как открыть доступ в страну иноземным музам. Но этим музам пришлось нешуточным образом поплатиться за оказанную им честь: нарядиться в праздничные одежды французского двора. Нужно было принять правила хорошего тона, узаконенные семнадцатым столетием, Великой Эпохой, и до сих пор почитавшиеся как святыня. Выглядевшие совершенно невинными с точки зрения любого иностранца понятия и выражения до глубины души шокировали француза с утонченным вкусом. Так, например, Дюси, занимавшийся переделкой пьес Шекспира для французской сцены, не мог допустить, чтобы поводом для роковых недоразумений между Отелло и Дездемоной послужил такой неблагородный предмет, как носовой платок. (Ведь в него же сморкаются — какой ужас!) Французская Дездемона теряет ленточку для волос, что выглядит намного пристойнее.

Вообще, на Дюси стоит остановится немного подробнее. Этот оборотистый драмодел обеспечил Шекспиру триумфальный успех на французских сценах, но какой ценой! Вот, например, каким стало содержание «Гамлета» после его обработки.

Клавдий здесь не король, а всего лишь первый принц королевства, то есть старший брат короля, — как во Франции граф Прованский. Он говорит своему другу Полонию, что хотел бы занять место умершего брата. Но вдовствующая королева Гертруда, несмотря на настойчивые уговоры Клавдия, с которым давно состоит в любовной связи, не желает идти за него замуж. Причину этого нежелания Гертруда сообщает своей наперснице Эльвире: она испытывает угрызения совести и страшится мести своего сына Гамлета, так как отравила мужа по наущению Клавдия. Королева просит Норцеста, близкого друга Гамлета, чтобы тот смягчил его сердце, отвлек от мрачных мыслей.