Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Самое яркое воплощение процесс об ожерелье обрел в произведениях современников — гениальных представителей немецкого классицизма. Как мы уже упоминали, Гёте посетил в Палермо семью Калиостро, после чего написал пьесу «Великий Копт», посвященную нашумевшему процессу. Это далеко не лучшее произведение великого веймарца, но он, случалось, писал и хуже. Действующие лица тут не имеют имен — только титулы, причем у некоторых из них титулы не столь высокие, как у их прототипов. Королева у Гёте стала герцогиней, кардинал — обычным епископом, правда Калиостро остался графом, а де ла Мот и его жена превратились в Маркиза и Маркизу. В пьесе, в отличие от реальности, все заканчивается благополучно: некий Риттер, влюбленный в девушку, прототипом которой является д’Олива, вовремя разоблачает обман (сразу после сцены в беседке Венеры), злоумышленники наказаны, добродетель торжествует. Граф, то есть Калиостро, вносит в пьесу элементы буффонады: Гёте сделал из него весьма комичную фигуру, проявив блестящее чувство юмора.

Шиллера же история Калиостро вдохновила на создание великолепного романа о призраках «Духовидец», к сожалению оставшегося незаконченным. Некоторые считают, что и знаменитая драма Шиллера «Дон Карлос» написана также под впечатлением нашумевшего процесса об ожерелье. И в самом деле, некоторые эпизоды пьесы вызывают в памяти уже известные нам события. Она начинается с того, что Дон Карлос томится страстным желанием побеседовать наедине с королевой. Им устраивают тайное свидание. Королева точно так же страдает в путах постылого придворного этикета, как и Мария Антуанетта. И дальнейшие события развиваются вокруг писем — украденных, добытых обратно, попавших не в те руки и так далее… Сплошные письма, как и в истории с ожерельем. А несчастный король, одинокий и вечно обуреваемый сомнениями: верна ли ему супруга? Вполне можно допустить, что прообразом этого персонажа послужил Людовик XVI. Такое предположение не лишено оснований. Шиллер довольно долго трудился над своей пьесой: первый акт написал в 1785 году, а завершил работу в 1787-м, то есть пьеса создавалась как раз в те годы, когда дело об ожерелье буквально не сходило со страниц европейских газет. Как известно, Шиллер всегда проявлял живейший интерес ко всем сенсационным уголовным процессам.

А теперь, как и подобает, мы в заключение вкратце познакомим читателей с дальнейшими судьбами наших героев. О короле и королеве уже написано достаточно. Известно, что они вышли на авансцену Истории, приняв мученический венец. Мы расскажем, что стало со всеми остальными.

Жанна де ла Мот, сбежав в 1787 году в Англию, некоторое время купалась в лучах славы, процветая на литературной ниве за счет всеобщего интереса к процессу об ожерелье. Но вскоре этот интерес пошел на убыль, что явилось для нее сильнейшим ударом, от которого ей уже не суждено было оправиться. Она начала опускаться и, впав в страшную нищету, докатилась до самого дна лондонского общества. В 1791 году, по-видимому в припадке истерики, она выбросилась из окна и разбилась насмерть. Де ла Мот пережил свою жену на сорок лет, о его судьбе нам мало что известно, но, во всяком случае, она складывалась не слишком удачно. На старости лет он вернулся во Францию и в 1831 году закончил свои дни в парижском приюте для бедняков. Роковое «сокровище нибелунгов» не принесло ни одному из них ни счастья, ни богатства.

Роган два года провел в изгнании, после чего ему разрешено было вернуться в Страсбург. Это произошло как раз в канун революции. Как лицо высшего духовного сана он вошел в состав Генеральных штатов. Позже его обвинили в контрреволюционных происках, но он отказался явиться в суд. С 1793 года Роган возглавлял епископство в Эттингейме. А когда в девятую годовщину республики директория заключила с папой римским конкордат, который давал ей право назначать епископов без согласия апостольской столицы, он сложил с себя епископский сан и вернулся в свой замок, где и умер в 1803 году, — всеми забытый, гордый и молчаливый осколок Старого Режима.

Николь д’Олива после сенсационного процесса приобрела исключительную популярность. Молодые люди из самых аристократических семей наперебой добивались ее благосклонности. Д’Олива сначала отдавала явное предпочтение Блонделю, своему молодому адвокату, который проявил столько усердия, чтобы доказать ее невиновность; но потом из множества воздыхателей вновь выбрала верного Туссена де Бозира, отца своего ребенка. Ходили слухи, что впоследствии, во время революции, он стал тайным полицейским осведомителем.