Возвращаясь к Сен-Жермену, милорд добавил, что граф никогда ничего не ест, а для поддержания жизненных сил употребляет какой-то напиток, который готовит себе сам. При всем том, несмотря на свой возраст, он весьма неравнодушен к женскому полу. Что же касается возраста, то он утверждает, будто живет на свете уже несколько тысяч лет, и многие, в том числе одна старая графиня, имя которой милорд запамятовал, рассказывают, что знали Сен-Жермена еще лет пятьдесят назад, и он и тогда выглядел таким же пожилым, как сейчас. Похоже, что он владеет эликсиром жизни, который способен оберегать от старения и возвращать молодость.
Ходят слухи, будто он как-то раз дал одной даме пузырек, содержимое которого должно было сделать ее моложе на двадцать пять лет. Но эликсир выпила ее тридцатилетняя горничная — неисправимая лакомка, — и на зов госпожи в комнату рыдая вбежала пятилетняя девочка, путаясь в платье, которое ей было теперь не по росту. Бедняжка помолодела на двадцать пять лет и теперь учится в школе при монастыре урсулинок.
На этом милорд Бонавентура закончил свое повествование о графе Сен-Жермене и перешел на темы более для него приятные. Надо сказать, что милорд был настоящим эпикурейцем и искал философский камень исключительно для того, чтобы иметь возможность приумножать свое состояние, в неограниченных количествах добывая из минералов золото, и получать еще больше наслаждений от мирской жизни. Поэтому-то его поиски и не увенчались успехом.
Возвращаясь к церемонии посвящения, милорд без конца восторгался юной особой, которую приняли сегодня в наше братство. Он строил планы, как договориться с матерью девушки, и спрашивал меня, сколько денег следует предложить этой даме, чтобы она согласилась свести его со своей дочерью. Милорд просил меня выступить в роли посредника, и хотя это поручение пришлось мне не по душе, я вынужден был согласиться, чтобы не портить с ним отношений.
На другой день я отправился к вышеупомянутой даме и со всей возможной деликатностью дал ей понять, какое неизгладимое впечатление произвела ее дочь на милорда Бонавентуру. Та поначалу и слышать ничего не желала, заявив, что в их жилах течет королевская кровь, ибо они происходят из рода Валуа, и к тому же ее дочь еще слишком молода, ей всего лишь четырнадцатый год. (Кстати, во времена, описываемые Ленглем де Фреснуа, барышня в тринадцать лет считалась уже зрелой девушкой, о чем свидетельствует тот факт, что Казанова отдавал предпочтение особам именно этого возраста.)
Но когда я сообщил высокородной даме, что милорд готов заплатить ей две тысячи ливров золотом, а в случае если этот альянс будет потом по каким-то причинам расторгнут, подарит еще и бриллиантов на такую же сумму, нежное материнское сердце не смогло больше противиться счастью дочери. Мы условились, что завтра она привезет свою дочь в парк королевского дворца, где все будет благоприятствовать тому, чтобы милорд проявил свои лучшие качества великосветского кавалера.
Милорд поблагодарил меня за хлопоты и преподнес в подарок дорогую табакерку, покрытую эмалью, на которой был изображен храм Братства. Впоследствии, когда меня ограбили в окрестностях Личфилда, я лишился этой табакерки, так же как и многих других драгоценностей.
Но как описать то потрясение, которое мы испытали на следующий день в парке королевского дворца? На наших глазах юная барышня, подав руку графу Сен-Жермену, села в его карету, за ней последовала ее мать, не удостоившая нас даже взглядом, после чего вся компания укатила как ни в чем не бывало.
Милорд Бонавентура ругался, как английский сапожник, и на чем свет стоит поносил французов, которые просто органически неспособны выполнять свои обещания. Он решил немедля заявиться к этим ветреницам и высказать им все, что он о них думает.
Возле их дома мы увидели карету Сен-Жермена и его старого слугу, с неприступным видом караулившего входную дверь.
— Послушай, милейший, — обратился к нему милорд, — твой господин — отъявленный враль. Он уверяет, будто ему несколько тысяч лет.
— Не верьте ему, сударь, — откликнулся слуга. — Мой хозяин — большой хитрец. Знаете, я ведь служу у него уже сто лет, и когда поступал к нему в услужение, ему было лет триста, не больше.
Милорд принялся яростно барабанить в дверь, которую тем не менее так и не открыли. Вместо этого в окне над нами появилась мать юной прелестницы и вылила нам на головы содержимое ночного горшка, ужасно сквернословя при этом. Милорд поспешил удалиться, выражая правомерное возмущение столь некрасивым поступком.
На следующий день я обедал у милорда, когда дворецкий доложил о приходе Сен-Жермена. Граф пришел оправдываться. Оказывается, он не знал, что юная дама воспламенила сердце милорда Бонавентуры, и теперь выражал готовность отказаться от своих притязаний на нее, тем более что испытывал к женскому полу чисто платонический интерес, поскольку за первые пятьсот лет жизни полностью удовлетворил свою потребность в чувственных наслаждениях.