Призраки зла

Она провела их через магазин в маленькую заднюю комнатку. Такие скрытые от глаз помещения обычно бывают лишены каких-либо признаков дизайна или декора, но эта комната была обставлена со вкусом современной мебелью в стиле эпохи короля Георга, на столе дымился кофе, на стенах висела пара хороших литографий.

— Садитесь, пожалуйста. — Она поставила серебряный поднос. — Кубинский, но на удивление хорош. Попробуйте это. Они послушно взяли по пирожному от Фортнум энд Мейсон» и принялись за кофе.

— Прежде, чем я что-нибудь скажу, я хочу знать, почему вновь возник Барри Кершоу?

— Случайно, — ответил Малтрэверс. — Его имя проклюнулось, когда я готовил материал о Дженни Хилтон.

— А почему вы этим занимались?

— «Кроникл» заказала мне интервью. Вы ее знали?

— На премьере «Марии Стюарт» она одолжила у меня в женской уборной блеск для губ. Это был кульминационный момент нашего знакомства, хотя мы часто сталкивались то там, то здесь. Но мне казалось, что уже сто лет, как она дала обет молчания.

— Она собирается его нарушить. И она вернулась в Лондон.

— Я об этом слышала, — Люэлла откинулась в кресле, обитом гобеленом. Минуту она прихлёбывала свой кофе в молчании.

— Вы должны обещать мне с самого начала, — предупредила она, — хочу, чтобы вы не делали никаких записей и дали мне слово, что не прячете в кармане магнитофон.

— Клянусь, — согласился Малтрэверс. — Тэсс подтвердит, что я не обманываю.

— Если бы вы не сказали, что знаете Тэсс, я бы вовсе не согласилась на эту встречу, — сказала она. — Кстати, как вы на меня напали?

— Некий Том Уилки сказал, что вы знали Барри Кершоу. Вы, может быть, его не знаете, но он был редактором новостей на Флит Стрит и помнит вас.

Что-то не припоминаю такого. В те времена было так много журналистов и всякого иного люда… Боже, как это было давно! Ну что ж, начнем. Сначала я немного расскажу о себе.

Люэлла бережно отодвинула белый кофейник и чашки из рифленого фарфора, стряхнула с юбки воображаемые крошки от пирожного и, опершись на подлокотник, начала. — В начале шестидесятых годов я училась в Королевском колледже искусств. В обществе был большой интерес к искусству модельеров. Мода манила меня. Я не мечтала стать в этой области звездой, но то, что выдавай любой модельер, могла довести до совершенства. У меня появились собственные заказы, а это чудесно, когда живешь на мизерную стипендию. Потом мне подвернулась выгодная работа, и я бросила колледж, не закончив курса. Моей шефиней была Хилл и Джейнз, которую сейчас все уже забыли, но она действительно была из великих, в те дни практически все шоу-звезды были одеты в ее эксклюзивные наряды. Я тоже влилась в это дело — и так познакомилась с Барри Кершоу.

Произнеся это имя вслух, она как бы открыла клапан, сдерживавший поток воспоминаний, которые вызвали у нее гримасу отвращения. Она продолжала.

— Это был интересный тип в своем роде. Он вырос из ничего. Его отец был докером из Уоппинга, бывшего в то время еще трущобным районом, а не частью оазиса благополучия, как теперь. Но Барри отличали бешеная работоспособность и уникальное чутье — он всегда заранее знал, что и когда станет сенсацией в следующем сезоне. И еще он был редкостный мерзавец. Он в совершенстве умел манипулировать людьми, угадывать их слабые места и безжалостно их эксплуатировать.

— Что вы имеете в виду, называя его мерзавцем? — спросил Малтрэверс.

— Он… — Люэлла потерла ладони, как будто хотела что-нибудь стряхнуть. — Во-первых, — садист, в буквальном смысле слова. Я не являюсь первоисточником в рассказах о его сексуальной жизни, но слышала от некоторых девушек тошнотворные истории. И это его качество простиралось очень далеко. Унижая людей, он получал заряд жизненной энергии. Я никогда не встречала никого, кто был бы в такой степени лишен простых человеческих чувств. У него не было ни унции доброты. Я думаю, он не понимал этого слова.

— Но он добился успеха, — констатировал Малтрэверс.

— Очень большого, — подтвердила Люэлла. — В те дни Лондон был полон певцов и групп, желающих пробиться. Барри ходил по самым дрянным клубам и выискивал таланты. Если он находил кого-то перспективным, то представлялся мистером Который-Может-Устроить-Все, и, надо отдать ему должное, он таким и был. И они были ему так благодарны, что не глядя подписывали контракты, неумолимые, как смертные приговоры. Он выдаивал из них все за те полчаса славы, которые были им отпущены, и выбрасывал вон. А если они добивались настоящего успеха и могли позволить себе адвокатов, чтобы оспорить контракты, он делал так, чтобы судебный процесс встал им в целое состояние, и, таким образом, разорял их. Помните популярную в шестидесятые годы группу «Джекс Спрэтс»?

— Очень смутно. Я тогда больше интересовался современным джазом.