- "Почему ИМЕННО ВЫ нас будете вешать? Среди вас - много мрази, почему ИМЕННО ВЫ согласились на этакое?"
Я не знал, что ответить. Дождь почти прекратился, но сильный ветер продумал меня буквально насквозь... И мне грезилось, что не ветер холодит мою Душу, но - взгляд сотен, тысяч Беляевых...
Почему ИМЕННО Я должен стать Катом и Палачом?!
Я часто мучился сим вопросом и у меня уже выстрадался ответ:
- "Кому-то же нужно вычищать всю сию грязь. Кому, - если не мне?! Тебе легче будет, ежели на виселицу тебя поведет не такой служака, как я, а какая-нибудь тыловая крыса - не так ли? Ей-то можно бросить упрек, - мы, мол, Кровь за Родину проливали, а ты...
Нет уж, дружок... Не получится. Это еще посчитаемся - кто из нас за Родину чаще Кровь проливал, да кто от Ее Имени Имеет Право рот разевать!
А потом... Кишка тонка у всех штатских вешать таких молодцов, как ты... Ежели им довериться, они же вас - пить дать выпустят... И пойдет по Империи скверна... А за нею - Террор.
Для того я прошел все дороги Войны - от Аустерлица до Ватерлоо, чтоб в моей стране рубили головы грудным, да беременным?! Да я...
Я каленым железом буду жечь вашу мразь - от Пестеля до Рылеева, пусть они дадут мне хоть крохотный повод! Всех..."
Молодой человек вздрогнул и строго прервал меня:
- "Согласен по Пестелю, но Рылеев - не мразь! Я лично знаю его, сие человек высшей Чести!"
- "Не мразь?! Он сказал: "Убейте одиннадцать человек и Россия навсегда освободится от гнета Романовых!" А среди этих одиннадцати - шестилетний мальчик, да двух- трехлетние девочки!
Запомни щенок, - ты можешь думать все, что угодно, но любой - (ради Счастия всего мира!) - готовый убить шестилетнего мальчика, да двухлетнюю девочку - Мразь! И я почту Счастием Вздернуть его!
И не говори, что тебя сие не касается. В "культурной" Франции начинали тоже - с королевской семьи. А рубить головы стали всем! К примеру, - детям таких же вот простых мичманов..."
Это было холодное, промозглое утро, дождь ослабел и только ветер еще рвал тонкую рубаху на мне. Я на прощание подал Беляеву руку, мы обнялись и расцеловались так, будто прощались с ним навсегда. Я не убедил его, и он был среди прочих в тот день на Сенатской. Но...
Со дня наводнения наиболее радикальный вождь "якобинцев" перестал болтать о Терроре и говорил лишь о том, что всех "врагов" нужно "судить прилюдно и со всеми формальностями". На этом у него вышел большой скандал с Пестелем (настаивавшем на Трибуналах и немедленном исполнении приговоров) и Беляев был исключен...
На площади он был средь прочих и ушел лишь когда все было кончено. По итогам следствия я сослал его за "якобинство", но все признали, что в отличие от иных, сей бунтовщик имеет право на снисхождение, ибо трезво оценивает и себя, и "товарищей"...
А через пару дней после сего Наводнения слуги со всего Санкт-Петербурга подали петицию на Высочайшее имя, в коей просили наградить меня за ту ночь. При дворе сразу сказали, что я все это устроил нарочно, дабы лишний раз "угодить простому народу"...
Сперва я отказывался, но по всему Васильевскому пошли вдруг волнения, ибо простой люд прогнал всех прочих правителей и просил Государя, чтоб он назначил меня - Комендантом Васильевского...
Так я принял первый Орден от русских. Владимира - "За спасение утопающих". Я уже говорил, что моим первым орденом был прусский "Pour le Merite", но в сем деле я не смел оскорбить чувств простого народа. Вот так я чуть не утонул по собственной глупости...
Но вернусь к моему рассказу. В ту зиму впервые и стало ясно - кто из нас чего стоит. Кто - Дворянин, а кто - так. Дворовый...
Я часто на финских речках вижу, как "идет лосось". Этакая живая река, текущая против течения, всех Законов и Правил - куда-то туда, - Наверх. К Смерти. К Бессмертию.
Если и вправду есть переселение душ, я верю, что русские в той жизни были лососем. Ведь что стало по сдаче Москвы?
Дорог здесь почти нет. Ямщики разбежались. Фельдъегерская почта перестала работать - армия была отсечена к Калужской дороге, в ту пору, как фельдъегеря "жили" на Питерской.
Коль посмотреть вражьи архивы, из них видно, что сразу после Бородина фузилеры бросились на Клин и уже к 5 сентября без боя вошли в Дмитров. Я напомню, что в те дни Шварценберг стоял под Киевом и все Правобережье присягнуло Антихристу. Речи не было о том, чтоб снять хоть одного солдата с украинского фронта.
Подкрепление Кутузову могло в те дни быть со стороны Риги. Бонапарт же, верный стратегии бить врага по частям, первым делом перерезал дороги на север.
Так что можно говорить, - мол, "Тарутинский маневр был великой задумкой", но в реальности - он был единственным выходом. Не оторвись мы от наседавших "антихристов", нам перебило б хребет.
Чудо свершилось чуть позже.
Когда до самых дальних уездов докатилась весть о паденьи Москвы, люди сами поднялись на Войну. Это было непросто. Все мужчины нашего сословия в возрасте от двадцати до сорока были уже мобилизованы, или взятками купили право сдаться противнику. В губерниях из дворянства остались лишь старые, да - малые.