Призвание

«Особенное впечатление, — писал он, — производило на меня ночное бдение врачей и сестер. Весь мир спит, думал я, лежа на больничной койке, а вот здесь в полусвете и полутишине, в которой едва слышны шуршащие шаги дежурных врачей и медицинских сестер, в палатах и реанимационной идет борьба, борьба за жизнь, борьба, которая должна кончиться победой над смертью. Вот приехал профессор-хирург, он волнуется за оперированного. Тихо делаются уколы, тихо налаживаются и включаются системы, тихо струйки жизни текут по ним в сосуды больных, тихо звонят в аптеку… Но вот произошло что-то неожиданное, должно быть у больного сильное кровотечение или коллапс. Все забегало, задвигалось… и опять воцарилась тишина среди льющегося коридорного света, прикрытого зелеными абажурами настольных ламп. Вот надвинулся рассвет, так хорошо, тепло спится под утро, а врачи спокойно продолжают свою полную тревоги драматическую борьбу за жизнь людей. Она будет продолжаться и весь день, и опять ночь — круглые сутки, и много, много суток, бесконечный поток суток… Этот бесконечный поток дней и суток — и есть жизнь врача, сердце которого без остатка отдано человеку»[34].

К сожалению, нет еще пока точных критериев, которыми можно было бы руководствоваться при отборе поступающих в медицинские вузы. Ученым медикам и педагогам (психиатрам, невропатологам, психологам) давно бы нужно включить в круг своих научных исследований эту важную проблему. На мой взгляд, задача оптимального отбора студентов вполне разрешима, если подойти к ней с научных позиций.

Но вот кончились экзамены, подсчитаны баллы. Тут-то и возникают сложные коллизии. Как быть, когда абитуриент не добрал баллов и по формальным соображениям должен отсеяться, а экзаменаторы уже успели заметить, что он очень подходит нашему вузу? Выход один — зачислить группу абитуриентов, не набравших баллов, кандидатами. Но отбор кандидатов требует еще большего внимания и тонкости, чем основной прием, где дело решается сравнительно просто, в известной мере автоматически. Здесь формальный подход вообще непригоден.

Помню личное дело Лены Вороновой. Приехала она в Москву из Горьковской области. Отец погиб в Великую Отечественную войну. Мать три десятка лет работала санитаркой в районной больнице. Лена, работая, закончила среднюю школу. На экзаменах в институт она не набрала нужного количества баллов. Как быть?

Вижу, есть в этой девушке, уже знакомой с будущей профессией, что-то, что вызывает у членов экзаменационной комиссии уверенность: из нее может получиться хороший врач. После тщательного обсуждения всех «за» и «против» члены экзаменационной комиссии решили в порядке исключения допустить Лену к занятиям. И — не ошиблись. Став вольнослушательницей, она не пропустила ни одной лекции, ни одного практического занятия и успешно сдала экзамены за первый семестр. Сейчас Лена окончила медицинский институт и работает терапевтом на врачебном участке. Врач из нее получился отличный, творческий.

Был и такой, не совсем обычный случай. Юноша с нервным, изможденным лицом. Он ни о чем не просил, а просто рассказал, почему считает хирургию самой лучшей и самой важной специальностью на свете. Оказалось, несколько лет назад он глотнул случайно каустической соды и обжег пищевод. Его много раз оперировали, и теперь он практически здоров. Дело, которому служил оперировавший его профессор Борис Александрович Петров, завладело всеми помыслами юноши. Но баллов не хватало.

Я решил помочь юноше. Через четыре года встретил его у себя на кафедре. Он оказался не только отличным студентом, но и прекрасным экспериментатором, дни и ночи проводил в лаборатории, умело выхаживал животных после тяжелых операций. Можно было не сомневаться, что он станет хорошим специалистом-медиком.