Призвание: маленькое приключение Майки

— Спрашиваешь, — самодовольно произнес фолиант. Страницы его опять ожили и, пометавшись из одной стороны в другую, превратились в угловатую птицу. — По одной легенде аист принес. Но есть и другая легенда, — вместо птицы страницы свернулись в нечто похожее на розу. — Считают, что «Детский мир» нашли в капусте. А третья версия самая смешная, — теперь раскрытая книга показывала новую птицу — со взъерошенными перьями. Она тюкала бумажным клювом по бумажному полю, будто собирая жемчужные зерна. — Будто бы «Мир» снесла большая белая курица.

— А по правде как было?

— Я предлагаю всю полноту знаний, остальное — не моя забота. Не входит в мои должностные полномочия. У меня и так от этих сведений вся сущность пухнет, — кладезь мудрости вроде бы обиделся.

— Хорошо, пусть будет курица, — поспешила выбрать Майка.

— Мне что курица, что… — Несу изобразил яйцо, которое закачалось из стороны в сторону. — А символ мира хочешь?

— Хочу!

Бумажное яйцо завалилось на бок и разбилось в бумажную яичницу. Выцветшие буквы собрались в окружность, изображая желток, а побелевшее бумажное пространство заволновалось, зашипело, будто лежит на раскаленной сковородке.

— И это символ? — недоверчиво переспросила Майка.

— А-то не видишь. Тут тебе и те, — пространство изображающее белок на миг вздыбилось. — И другие, — вот и «желток» выпучился на Майку, делая вид, что пристально ее разглядывает. — Поняла?

— Те… другие… — задумчиво повторила Майка. — Нет, не поняла.

— Куда начальство смотрит? — раздраженно зафырчал Несу. — Допускают к моему телу каких-то недорослей! Тревожат понапрасну, срывают с места, раскрываться заставляют, будто мне делать нечего. Отстань! Брысь!

— Еще чего!

Ну, и хамские бывают эти книги!

— Снимости в тебе много! — заявил Несу.

— А слова «снимость» не бывает! — заявила Майка. — Что? Съели?

— Чудеса, — снова разглаживаясь в невыразительный бумажный кирпич, сказал Несу. — Снимость есть, а слова нет. Непорядок.

Из него, как из музыкальной шкатулки, полилась песня. Немного тягучая, она не пелась, а мяукалась:

— Если притворится снимым,
Если притвориться мнимым
Миром неосуществимым,

Никаким, совсем нигде.

Если притвориться ложным,

Если притвориться сложным,
Невозможно многосложным,
Можно сразу быть везде!

Ага! Снимок на память, чтоб себя не забыть!

Ага! Снимость приснись! Не тяни! Не таи!

— Ага! Будут лошади смеяться! —

подхватила Майка, сочиняя на ходу, —

Ага! Будут жабы колыхаться!

Ага! Гриб расскажет про людей!

— Ага, все расскажет про людей! — поддержал Несу, а на его страницах стали проступать крупные буквы.

— Сни-мость, — прочла Майка.

— Впечатались, — удовлетворенно произнес Несу.

Новое слово ему явно пришлось по вкусу. Оно и Майке занятным показалось. Веселым, как пасхальное яичко.

— А вы знаете про пирамиду талантов?

— Ты еще таблицу умножения спроси. — Несу фыркнул и играючи сложил свои листы в уже знакомую девочке фигуру.

Бумажная пирамида была не так красива, как у Никифора.

— Одаренность, дарование, дар, — перечислила Майка. — А где мое место?

Несу поиграл страницами, изображая не то огонь, не то дождь — понять Майка не успела. Послышались голоса. Несу закаменел. Назревало нечто серьезное.

Пометавшись по кабинету, девочка поступила самым известным ей образом. Сделала вид, что ее нет — спряталась под стол. Под ковровую скатерть.

Поголосим!

Майка сидела и боялась дышать.

То там, то сям перед ней возникали ноги — одни в штанах, другие под платьями, мужские и женские. Здесь были почти все, с кем Майку за последнее время свела судьба: костюмные брюки Никифора, элегантные брючки Гаргамеллы, строгая юбка Телянчиковой, розовая лепота Савонароловой, лоснящийся шевиот мастера Леши, Лизочкин оранжевый подол, темно-зеленое одеяние Софьи Львовны, глубокая синева брюк мистера Гифта и бурая рванина Обдувана Божьего.

Детина-мальчик-Васенька тоже явился к директору. О своем присутствии он оповестил громче всех: два длинных гудка, один короткий и еще один длинный.

— Ща-вам-не-ша, — сложила Майка странные слова.

— Васенька, вы не могли бы шуметь чуточку потише, — жалобно попросила Софья Львовна. — Девочки, нельзя ли научить его чему-нибудь более благозвучному?

— Чему, например? — мелодично осведомилась Фея Телянчикова.

— Хотя бы игре на флейте.

— И замучал бы нас вконец «Шуткой» Баха, — это вступила Гаргамелла. — Non, madame, пусть уж дудит, как ему хочется. Милая какофония.

— Заседание Предложного отдела объявляю открытым, — произнес Никифор. Его брюки находились во главе стола — судя по всему, он и руководил этим секретным заседанием. — Что у нас первым нумером? Ах, да, ветренность. Кому дать слово? Да, конечно…