Постепенно Мелфай разговорился. Странноватость серого мага больше не вызывала у него подозрений. «Да и на что мне рассчитывать теперь, как ни на помощь этого случайного встречного? — подумал Мелфай. — Без денег, сменной одежды, в стоптанных башмаках, совершенно один в чужом, незнакомом городе».
Поэтому свою невесёлую историю Мелфай рассказал вполне охотно. Был он сыном красильщика в одном из селений морфелонской провинции Мутных озёр, истерзанной болезнями, страхом перед нечистью, враждой с соседями и непомерными податями. Причём последнюю напасть терпеть было сложнее всего: мор можно пережить, нечисть отогнать, с соседями помириться, а вот супротив податей князя ничего не поделаешь. Тамошний вассал морфелонского короля — князь Кенодок, утомлённый бесконечными жалобами крестьян, обложил провинцию огромными податями. И счёл это весьма мудрым решением. По его убеждению, если люди начнут работать в поте лица от зари до зари, то перестанут волноваться из-за каких-то там болезней и лесных нелюдей.
— Да, князь ваш ещё тот подарочек! — усмехнулся маг. — А с соседями враждовали по какой причине?
— Лешак их разберёт! Всё вроде тихо-тихо, а тут бац! Как будто туча какая-то нагрянет, и все как один звереют. Вспоминают старые обиды, кто у кого клок земли отхватил, и за рогатины.
Мелфай очень не любил вспоминать эти картины. По природе добродушный, он не хотел, чтобы в душе вновь возгоралось едкое чувство вражды. Да и Путь Истины запрещает гневаться понапрасну. А то, что творилось в Мутных озёрах… Это не назвать обычными деревенскими ссорами и склоками. Нищета, болезни, нелюди — во всех напастях озёрники норовили обвинить соседей, заезжих колдунов, князя, а то и храмовников из столицы, приходивших помочь многострадальной провинции.
— И что? Кололи один другого рогатинами-то?
— Не, до драки редко доходило. Так, поджоги, наветы, сглазы, порчи. Словом, пакостили друг другу, как могли.
— Везде так.
— Может быть. Но у нас хуже. Ни в Морфелоне, ни в Тихих равнинах, ни даже в Унылой долине люди не затравливают добрых людей до смерти.
Мелфай тяжело вздохнул. Об этом говорить было нелегко. В Мутных озёрах это называлось «прогнать нелюдь к сородичам». Сперва находили виновного в падёже скота, пропаже ребёнка или ещё какой напасти. Виновным, как правило, оказывался тот, кто чем-то выделялся из среды остальных крестьян: знахарь, травница, книгочей, приехавший с миссией храмовник или мечтающий о подвиге юноша, имевший неосторожность призвать односельчан к походу против озёрной нечисти. Бывало виновными объявляли простых выпивох, блудников, забияк. Но куда чаще в напастях обвиняли просто молчаливых, замкнутых людей. Затем начиналась травля. «Виновных» сторонились, плевали в их сторону, проклинали. Были и храмовники, одобрявшие такую травлю, мол, таким образом можно изгнать зло из человека. Но Мелфай не раз видел, что не зло уходило из человека, а человек уходил из посёлка. Другие, кому некуда было уйти, уходили из жизни. Для этого даже необязательно было топиться. Достаточно остаться на ночь у одного из тех самых мутных озёр, от которых получила название провинция. Озёрная нечисть сама помогала несчастному покинуть неприветливый мир. Так или иначе, зло только множилось, умножались вражда и недоверие друг ко другу.
«Я положу этому конец! Я должен, обязан стать миротворцем! Это мне на роду написано!» — твердил Мелфай самому себе и в молитвах просил Всевышнего указать ему путь. Он жадно слушал любые сказания о миротворцах, благо, что настоятель местного храма — старый Спуриас — был настоящим кладезем таких историй. От него Мелфай услышал истории о всех семи миротворцах, что приходили в Каллирою за последние сорок лет. Отец Мелфая не одобрял его увлечений. Временами, будучи сильно пьяным, он твердил сыну, что тот — знатного рода и не пристало ему забивать себе голову храмовничьими байками. О каком «знатном роду» толкует отец, Мелфай не понимал, знал только, что родители его расстались по непонятной причине, когда ему было меньше года, и что мать его живёт где-то у Гор южных ветров.
Настоятель Спуриас наоборот поддерживал Мелфая в его устремлениях: «Если Всевышний даровал тебе мечту — лелей её и береги, ибо мечта в сердце юноши, словно трепетный огонёк — любая невзгода может погасить его».
И Мелфай старался. Прислуживая в храме, он научился читать, прочитал все храмовые книги, узнал от местных сказителей всё, что только можно было узнать о миротворцах. Огонёк мечты разгорелся настолько, что Мелфай уже был готов покинуть отчий дом и отправиться к пророку Эйреному в легендарный Храм Призвания: не изречёт ли великий пророк и о нём пророчества?
Нужен был только толчок. И он случился. Когда Мелфай в очередной раз перечитывал «Сказания о миротворцах», сидя в храмовом саду, у калитки возник образ старого странствующего храмовника в запылённых коричневых одеждах. У старика был посох и походная сумка с торчащими из неё книжными свитками, а правой рукой он указывал Мелфаю на юг. Мелфай от изумления закрыл глаза, а когда открыл их — старик исчез.