Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола

– Принял я решение с дружиной пойти на помощь чуди. На время своего отсутствия вручаю власть посадника боярину Багуте. Наказываю: на всякий случай привести в порядок оружие на складах, чтобы в нужный момент можно было передать в руки ополченцев. Это первое. А второе и не менее важное – отправить усиленные дозоры на границу с племенем меря. Хоть и не верю в возможность нападения хазар, но обезопасить себя надо в любом случае!

После заседания Боярской думы остановились возле крыльца Сварун и Влас, перебросились парой слов.

– Чего это так разобрало нашего посадника, что решил кинуться в столь рискованное мероприятие? – спросил Влас.

– Девок всех перещупал в Новгороде. Решил до чудинок добраться, – хихикнул Сварун. – Пущай его, может, голову свернет, плакать не будем.

Вадим в три дня подготовил обоз, с рассветом четвертого выступил в поход. Реку Нарву переплыли на плотах и лодках, дружине в этом помогало все окрестное население.

Впереди, в глубине лесов и болот, располагалась племенная столица Губра, что в переводе означало холм. Вадим решил захватить ее одним внезапным ударом. Мелкие отряды шведов, промышлявшие грабежом среди населения, уничтожались, население, восторженно встречавшее новгородцев, предупредить врага не могло. Все благоприятствовало мероприятию. И Вадим не ошибся. Когда подошли к Губре, охрана крепостных ворот и на стенах вела себя безмятежно, чувствуя себя в безопасности. Стены крепости были совсем не похожи на славенские; это были даже не стены, а всего-навсего частокол из врытых в землю заостренных бревен, преодолеть такую преграду опытным новгородским дружинникам не представляло большого труда. Вадим выслал вперед дозор, который следил за поведением шведов в крепости, а сам стал готовить свою дружину к решительному приступу. Нападение он решил совершить одновременно с трех сторон, чтобы ошеломить противника и не дать ему возможности сосредоточить силы в одном месте.

Когда все было готово, в небо полетела огненная стрела. Тотчас из леса молча выбежали дружинники и устремились к частоколу; в руках они несли небольшие лестницы, связанные только что. Шведская стража спохватилась слишком поздно, бестолково забегала, подняла крик. Дружинники перебрались через стены и ворвались в крепость. Началось истребление растерявшихся врагов. Вадим в числе первых преодолевших укрепление уже думал, что с неприятелем покончено, как увидел, что около трех десятков шведов заняли возвышенное место, по-видимому служившее местному населению молельным холмом, построили «черепаху» и с упорством и ожесточением отражали все нападения новгородцев; если погибал впереди стоящий воин, его заменял последующий, и строй стоял непоколебимо. Большие щиты прикрывали шведов как с боков, так и сверху, поэтому их не брали ни стрелы, ни дротики, а приближавшихся дружинников они истребляли длинными пиками и мечами.

Трижды нападали новгородцы и трижды были отбиты. Настроение у них было подавленное, они не знали, что делать. Вадим некоторое время смотрел на глухое построение противника, потом крикнул:

– Храбрые свеи! Если сдадитесь, обещаю жизнь и возвращение домой!

В ответ – молчание.

Он повторил призыв еще раз, но столь же безрезультатно. Подумав, сказал дружинникам:

– Важно пробить строй в одном месте и расширить прорыв. После этого черепаха сама рассыплется. Поддержите меня!

Взяв в руки длинный, тяжелый меч, Вадим направился к строю врагов. Шагая, он чувствовал на себе десятки внимательных, злых глаз, настороженно следивших за каждым его движением. Подойдя на десяток шагов от замеревших в ожидании врагов, он стремительно кинулся вперед и стал наносить страшные удары; видел, как разлетались в разные стороны деревянные щепки от щитов, раскалывались шлемы, сминались латы, а он все бил и бил без разбора и порядка; перешагивая через поверженные тела, медленно продвигался все глубже и глубже в плотное построение противника…

Он остановился, когда на него насели его дружинники, выкрикивая:

– Довольно, довольно, Вадим! Они уже сдались!

Он остановился, с трудом приходя в себя от охватившего его остервенения. Отошел в сторонку, присел на какое-то бревно. Его всего трясло, мысли путались, случившееся казалось страшным, кошмарным сном, от которого трудно было освободиться…

С этого момента Вадима будто перевернуло. Он стал задумчив, рассеян, в свободные промежутки времени стал о чем-то сосредоточенно думать. Как-то ни с того ни с сего сказал рядом сидевшему на привале дружиннику, с которым ранее никогда откровенно не разговаривал:

– Почему мы убиваем? Почему люди друг друга убивают? Вот мы, сытые, одетые и обутые, живем в теплых жилищах, вдруг бросаем все и идем убивать себе подобных. Ведь так не поступает никто из животных. Даже волки не нападают на волков. Они делают это только тогда, когда совершенно нечего есть, когда умирают от голода. Тогда они выбирают жертву среди своих и поедают ее… Так выходит, мы хуже самых кровожадных волков?

Дружинник удивленно посмотрел на него и ничего не ответил.