Тот на миг растерялся, упустил из виду Карлиса и ловкий пират немедля подобрал с пола свою шпагу. Правда, от боли он стоял немного согнувшись и дядя больше внимания уделял моей матушке, которая стояла против него только в ночной рубашке с огромным поленом в слабых руках. Ленты, удерживавшие подушку на ее животе, немножечко распустились и матушка то думала перехватить лучше полено, то пыталась поправить подушку.
В следующий миг Кристофер обернулся к Карлису, а тот не смотрел на него, но лишь опустил шпагу и уставился на эту подушку. При этом он с изумленьем шептал:
— Так вы не беременны? Господи, а… Но почему?
Кристофер утер пот со лба, выругался на солдатский манер, пожал руку младшему брату и осмотрел рану его. Сплюнул, расстегнул крючья на воротнике своей формы и сухо заметил:
— Пустяк. Заживет, как на латышской собаке… Что будем делать?
Матушка отбросила свою деревяшку в сторону и стала вновь поправлять ленты с подушкой. Потом она тихо сказала отцу:
— Если ты не хочешь, чтобы твоих детей зарезали чокнутые жиды, молчи о том, что увидел. Если же тебе это важно — перед Богом клянусь, — я не спала с братом твоим. Я покажу тебе наши расписки.
Кристофер сокрушенно покачал головой и сказал:
— Если ты еще считаешь меня своим братом, не рассказывай об этом дружкам… Я согласился на это, ибо только так Государыня признала меня Романовым. Я твою подружку и пальцем не тронул.
Отец, немного подумав, вложил и свою шпагу в ножны. Затем, хоть брат уже и пожал его руку, поверх зажатой в ней шпаги, сам подал руку Кристоферу и повинился:
— Прости мне горячность… Это все — турецкая Кровь. Я верю тебе, что… В общем, прими мою дружбу. Мы же ведь — Братья.
Тут дядя с отцом обнялись и расцеловались и с того самого дня и до смерти жили, как два любящих брата. В домах правящих классов часты трения и борьба за Наследство, но Бог миловал нас. Во всех домах моих родственников — необычайно крепкие Семейные связи. Верно, за это Господь и помогает всем нам.
Надо же было такому случиться, что буквально через неделю после сего стряслись большие волнения меж латышей.
Считается, что тогда обсуждался вопрос о введении бумажных денег в России. И "проба пера" почему-то случилась именно в Риге.
На самом же деле к тому времени стало ясно, что полумеры в отношениях России и Латвии нам не помогут. Англия с Пруссией благосклонно относились к тому, что мы ссорились с русскими, но… помощь они обещали лишь по "сожженью мостов". Тогда-то бабушка с матушкой и решились на все тяжкие. (Впрочем, на случай слишком сильных волнений к границам Лифляндии были подтянуты гвардейские части — в Эстляндию и казаки — в Витебскую губернию.)
Лишь после этого в Ригу прибыли мешки с русскими бумажными ассигнациями. Бумажками, не подкрепленными русской казной.
Как я уже доложил, Лифляндия имела особый статус в Российской Империи. Строго говоря, она занимала такое же положение, как и Картло-Кахетинское Царство Ираклия. (И будь у грузин сил побольше — никому неизвестно, смогли ли бы русские превратить Грузию в Тифлисское генерал-губернаторство.)
В политическом отношении это выражалось тем, что бабушка не желала определять границы Лифляндии. Появись эти границы, наши вожди немедля предъявили договор меж Петром Первым, да Карлом Иосифом Бенкендорфом о наших Правах. А так, — все знали где именно существует Лифляндия, но на карте вместо нее была бабушкина "Ингерманландия" — нечто не имеющее ни провинциального, ни губернского статуса.
(Ошибку с определением границы Лифляндии допустит несчастный Павел. Лишь после этого наша страна смогла заключать международные договора через голову Российской Империи.)
На практике это выразилось тем, что русские держали в Риге отряд, но местные провинциальные силы (которые-то и звались Вермахтом) были сильней русского гарнизона.
(В 1797 году армии персидского шаха Магомета-аги стерли в порошок грузинскую армию и дотла выжгли Тифлис. Русские войска в это не вмешивались и встали на пути персов лишь в Дарьяльском ущельи — на пути к русским. Мало того, — после победы над Персией выяснилось, что их в том году вооружала русская армия…
А Грузия, не имея больше собственных сил, стала самой обычной — заштатной губернией Российской Империи. (На Вермахт сие произвело неизгладимое впечатление.)
Части Вермахта обеспечивались из матушкиной казны и считались народом "своими". Части рижского гарнизона — из казны моей бабушки и несчастных мы звали попросту — "оккупанты.
Ассигнации были объявлены долгожданной прибавкой к офицерскому жалованью и розданы по рукам. На другой день ассигнации попали на рижский рынок, а тамошние менялы сперва растерялись, ибо не знали как к ним относиться и по какому курсу ставить, а затем пошли к матушке за разъяснениями. Матушке ничего не оставалось делать, кроме как сослаться на распоряжение из столицы к обязательному приему ассигнаций по курсу серебряного рубля. Добавьте к этому, что она ходила в ту пору с подушкой и не могла бегать по банкам с просьбой о срочном кредите.